Елена Самойлова - Грозовой Сумрак Страница 5

Я провела ладонью по волосам – и пышная осенняя корона осыпалась пожухлой ароматной листвой на светлый деревянный пол.

Для ши-дани Бельтайн – это ночь, когда можно быть кем угодно. Как и Ильен, я хочу притвориться человеком…

Звонкий смех вперемешку с простоватой крестьянской музыкой разливался над долиной у подножия Алгорских холмов. Прохладный ночной ветер шевелил зеленый подол моего платья, ласково касался мягких каштановых кудрей, выбившихся из туго заплетенных кос с ярко-красными лентами на кончиках. Я смотрела вниз, на долину, где горели золотисто-рыжие лепестки костров, лился хмельной мед, а люди танцевали едва ли не до упаду, и, по правде говоря, немного завидовала их способности столь полно отдаваться веселью. В Бельтайн огонь горит лишь на перекрестках дорог у деревень да в лесу на особых полянах, где обычно их зажигают те, чьим Условием колдовства является темное время суток или же полыхающее пламя. С наступлением сумерек один за другим гаснут очаги в людских домах, молодежь обряжается в лучшие свои одежды, украшает себя венками из полевых цветов и яркими лентами, чтобы веселиться до утра.

Горят высокие, в рост человека, костры – и юноши и девушки, поодиночке или взявшись за руки, прыгают через них, не боясь оступиться и рухнуть в пылающий жар. Звенит простая тростниковая свирель, ей вторит невесть как очутившаяся на празднике скрипка, девушки танцуют вокруг костра, обмениваясь цветочными венками, ждут, кому же посчастливится встретить рассвет с самой пышной и богато украшенной «короной» на голове.

В полночь Бельтайна избирается прекрасная Майская королева, и далеко не всегда это самая красивая девушка на празднике. Чаще это та, кто танцует задорнее всех, смелее всех прыгает через костер, не скупится на улыбки и ведет девичий хоровод по поляне. Не природная красота ценится на Бельтайн, а огонь, что горит в груди у каждой, и в чьем сердце пламя поднимется выше и жарче – той и суждено стать Майской королевой и получить благословение весенних ши-дани, без которых этот праздник просто не обходится.

Их присутствие ощущается повсюду – то и дело мелькают средь ветвей темного леса разноцветные огоньки, мерцают серебристо-лунным светом мелкие цветочки на волшебном, зачарованном ими папоротнике, что поможет отыскать запрятанный клад, а в порывах ветра слышны отзвуки тонких голосков-колокольчиков.

Мы с Ильен шли по едва заметной тропинке, кусты расступались перед нами, пропуская, и сразу же смыкались за нашими спинами. Я пыталась идти неторопливо, впитывая запахи ночного леса и отголоски человеческого смеха, но зимняя сестра все ускоряла шаг, словно ей не терпелось поскорее очутиться в людском хороводе, вобрать в себя столь щедро разливаемую смертными жизнь, опьянеть от этой жизни, как от хмельного вина… И наверняка совершить очередную глупость – но кого это будет волновать?

Ильен скользила по тропе – и менялась с каждым пройденным шагом. Зимнее серебро волос потемнело, пропал мягкий искристый мех, покрывающий тело, как я подозреваю, вместе с роскошным волчьим хвостом, так что к тому моменту, как мы подошли к поляне, на которой полыхало кострище и играла громкая музыка, Ильен выглядела как обычная женщина. Светловолосая и сероглазая, с тонкой талией и высокой грудью, одетая в голубое платье с белой вышивкой, моя зимняя сестра так быстро влилась в хоровод, что я и глазом моргнуть не успела. Только мелькнула ее светлая коса, когда Ильен подхватил под руку ладный мужчина – да и увлек по ту сторону костра, где я уже не могла уследить за сестрой.

Впрочем, и сама я долго в стороне не оставалась – стоило только шагнуть вперед, как чьи-то руки надели мне на голову сладко пахнущий медом цветочный венок, хрупкая девичья ладонь ухватила меня за руку – и утянула в простенький круговой танец чуть в стороне от костра. Краем глаза я заметила тонкие, почти прозрачные стрекозиные крылья за спиной одной из девушек, цветущий вереск из серебра в волосах другой, платье из сияющего лунного света на третьей. Так иногда случается с нашим даром чарования – стоит заметить одну замаскированную деталь, как все остальные становятся видны. Весенние ши-дани редко увеличивались в размерах, чаще пребывая в облике хрупких, низкорослых существ или вовсе миниатюрных карликов размером с зяблика или синицу с полупрозрачными крылышками за плечами, потому сейчас их истинный облик нетрудно было заметить даже людям… если бы те присматривались чуточку внимательнее.

Мелькнули на хорошеньком личике огромные темные глаза весенней ши-дани, и тотчас державшая меня за руку девушка разомкнула пальцы, уводя змейку-хоровод по краю поляны, оставляя меня в «хвосте». Щекотала босые ступни мягкая трава, чуть кололи пятки незаметные веточки, стлался по ветру алый плащ, словно предвестник рассвета.

Гуляй, Бельтайн! Горите, весенние костры, сжигая затянувшуюся в этом году зиму!

Кажется, что ноги не касаются земли, что солнечное золото яркой, страстной смертной жизни обращает воду в хмельной мед, а кровь – в жидкое пламя, бегущее по жилам. Я рассмеялась, искренне, от души – словно хрустальный звон раздался в ночном воздухе, стремительно потонув в дружной песне десятков голосов, – и, ухватив первого, кто оказался на пути, за руку, утянула его в бегущую «змейку», что вновь замыкалась кругом по краю поляны, и остановилась только для того, чтобы танцующие могли обменяться венками.

Я сняла с головы пышный венок из клевера, папоротника и одуряюще сладко пахнущего ландыша и повернулась к тому, кого втянула в «круг фей».

Лучились смехом светло-зеленые глаза на загорелом лице обремененного Условиями человека, золотистой рыжиной блестели в свете высокого пламени тяжелые, чуть волнистые пряди волос, отросшие до плеч, девственной белизной выделялся вышитый шелком символ мага на отложном воротнике простой черной рубашки. Он улыбнулся, наклоняясь, чтобы мне удобнее было надеть ему венок.

– Нет у меня для тебя венка, красавица, может, серебро в дар примешь?

Похоже, не узнал меня мальчишка, когда-то давным-давно заблудившийся в холодном осеннем лесу на склоне Алгорского холма. Я тогда выглядела иначе – порыв ветра вместо плаща, шелест листвы вместо голоса, густой туман вместо одежд. Слезы дождя вместо бриллиантов в осенней короне, ягоды рябины – как кровь на листве. Руки у меня прохладные и хрупкие, но ладони мальчика были вовсе как лед. Уже спускались сумерки, а на нем была только тонкая шерстяная рубашка, штаны да тонкие кожаные башмаки на босу ногу. Откуда он сбежал – я могла лишь догадываться, но куда я могла ночью деть человеческого ребенка, чтобы он не простыл до смерти на холодной земле под мелким осенним дождем?