Елена Федина - Белая тигрица Страница 5

— Тебе помочь?

— Как хочешь.

— А сколько народу будет?

— Человек семь. И нас четверо.

Я вооружился ножом и устроился на маленькой скамеечке, я смотрел на нее снизу вверх как младший на старшего. Ее это забавляло. Лицо ее было неуловимо: при каждом повороте и наклоне головы оно казалось иным: то удивительно правильным и красивым, то обычным и даже неприятным. Это была шутка неправильных черт лица, неправильных слегка, ровно настолько, чтоб не испортить, но сделать ее непохожей ни на кого на свете. В общем, на лицо ее как на огонь и волны можно было смотреть бесконечно.

— А что делает Нолли?

— Они с твоим братом заперлись в его комнате, а меня прогнали в кладовку за дровами. Что ты на это скажешь?

— Скажу, что они подружились, и это замечательно.

— Подружились?

Я чувствовал, что здесь что-то не так, что Нолли перестает быть сама собой, когда говорит с ним, что такой восторженной и кроткой эта дерзкая самолюбивая девочка никогда не была и никого она никогда не слушала со вниманием, кроме себя самой.

— Мартин, неужели ты ревнуешь? — совершенно искренне удивилась Изольда, — разве можно ревновать к Ольвину? Впрочем, я тебя понимаю: Нолли девушка необыкновенная, красивая и, если я не ошибаюсь, из богатой и знатной семьи. Я бы на твоем месте тоже ревновала ее к каждому столбу. Хотя и понимала бы, что это глупо.

— Как ты догадалась, что она богата?

— О! Для этого не нужно большой проницательности. Достаточно и моего скромного житейского опыта.

— А я? Не из богатой и знатной семьи? Что говорит твой скромный житейский опыт?

— Он говорит, что ты или студент, выгнанный из университета, или вечный подмастерье. По правде сказать, я удивляюсь, как тебе удалось увлечь такую девушку… Подай лук, пожалуйста.

Я подошел к столу, попутно заглянул в окно, выходившее во внутренний двор, и увидел то, чего там никак не могло быть. Посреди гуляющих кур и цыплят, на фоне старого дощатого забора, стоял как призрак белоснежный лемурский жеребец, тонконогий, длинногривый, с лучистыми черными глазами. Потом из сарая вышел точно такой же красавец угольно-черной масти. Я зажмурился и помотал головой.

— Хозяйка, у меня галлюцинации.

— Что там?

Изольда встала и тоже заглянула в окно. Почему-то слегка смутилась.

— Это Икар и Дедал. Наши лошади.

— Однако акробат живет не по средствам, — заметил я.

— Это всё, что у нас есть, — сказала она, — нам ведь часто приходится переезжать.

— Послушай, если акробат в состоянии купить лошадей, на которых ездит царица Триморская и Эрих Третий, то я срочно учусь крутить сальто!

— Это подарок.

— Интересно, кто же в состоянии делать такие подарки?

— А что такого? Говорят, Эрих Третий дарит своим фаворитам лошадей из чистого золота с изумрудами вместо глаз. А тут просто два жеребенка.

Изольда отвечала с явной неохотой, и я не стал уточнять, кому именно неизвестный благодетель подарил баснословной цены коней. Я только спросил, который тут ее.

— Дедал, — сказала она, — черный. Но я мало езжу. Ольвин их выгуливает почти каждый вечер. Он ездит к реке или на Сонное озеро, там очень красиво.

— Но это, кажется, владения барона Оорла?

Изольда посмотрела на меня и лукаво улыбнулась.

— А пусть догонят!

В это время из сарая вышел Ольвин с седлом старым и потертым, которое красавцу-Икару явно не шло.

— Ты меня отпустишь на час? — спросил он сестру.

— Можешь и Мартина прихватить, — ответила она.

— Ему понравились наши лошадки?

— Особенно седла, — уточнил я.

Акробат казался очень довольным.

— Бери второе, — улыбнулся он и кивнул на дверь сарая.

Я вылез в окно.

******************************************************************

********************************

Кони неслись быстрее ветра, им не хватало только крыльев. Это были те минуты, когда мы, маленькие люди, могли чувствовать себя чуть ли не богами. Давно мне не было так легко и просторно! Летели облака, деревья, просеки, летела под копытами дорога, уводя все глубже в лес, все дальше от города.

Дорога становилась все уже, еловые лапы уже хлестали по плечам и загораживали солнце, кусты малины стояли необорванные. Мы устало и довольно переглянулись, и я заметил, что Ольвина переполняет такое же тихое, необъяснимое счастье. Оказывается, можно быть счастливым и с горбом на спине, если есть лес, а в лесу озеро, если есть дорога и отличные кони, чтобы мчаться по ней, и если тебе никто не мешает всем этим наслаждаться. Никто. Это главное.

Мы свернули на тропу к Сонному озеру. Начались знакомые места. Я был здесь два года назад. Мой хозяин граф Андорм гостил у барона Оорла в замке, он не столько охотился, сколько ухаживал за его молоденькой дочкой, на которой через год женился.

Она мне тогда не понравилась, показалась глупой и надменной, а отец ее вообще внушал трепет. Нравились мне только ее изысканные наряды. Я столбенел, глядя на алмазные россыпи на платье, на изящные линии декольте и воротника, на кружевные манжеты, на высокий головной убор, расшитый серебром… Я смотрел на нее как на красивую куклу, не больше. Я даже придумал тогда маленькую песенку о том, как одна такая кукла ожила, сбежала от хозяина и стала роковой женщиной. Пошленькая была песня, но господам нравилась.

Озеро своим спокойствием и зеркальной чистотой навевало сон. Несмелые волны лизали песчаный берег еле-еле. На востоке небо было темное, а лес светло-салатовый, с розовыми стволами, подсвеченный косыми лучами заходящего солнца. А на западе была обратная картина — небо еще голубое, по-летнему ясное, а лес — темный, непроницаемый, грозный. Я стоял по колено в воде и крутил головой то вправо, то влево. Ольвин уже окунулся.

— Ну, ты чего? Ныряй!

— Нырнуть-то не долго.

— А что?

— Я же из Озерии. Для меня озеро — это не просто водоем.

— А, понял! Священнодействие. Тогда я уплываю!

— Подожди!

И я бросился в эту священную воду и поплыл. Я знал, что на том берегу должен быть большой плоский камень, ровный и гладкий как постамент, разогретый за день солнцем, на нем хорошо лежать, раскинув руки, смотреть на сосновые лапы и облака и ни о чем не думать. Черт возьми! Я здоров, я молод, я свободен, я никому ничего не должен, я могу говорить, что хочу, петь, что хочу, сочинять что хочу, не оглядываясь на то, понравится это какому-то самодовольному истерику или нет. Как я мчался сюда на Дедале! А теперь рассекаю воду. А потом найду мой камень, лягу на него, как два года назад, но никто уже меня не найдет и не пнет сапогом под ребро. "Какого черта! Мы уезжаем!"