Светлана Крушина - Королевская прогулка Страница 5

Грэм тоже смутился (Безымянный меня побери, подумал он, до чего дожил!) и отвернулся. Опыт общения с девушками у него был небогатый. Очень небогатый. А тем более, с девушками, которые ему нравились бы.

— Уже ничего, — сварливо ответил Оге, не заметивший обоюдного смущения. — А вообще, меня тут хотят морить голодом.

— Вот как? И по какому поводу?

— Это все Ив, — обвиняющим тоном заявил неугомонный. — Он говорит, что нам больше нельзя разводить костер.

— О боги! — вздохнула Ванда.

Уловив обреченные нотки в ее голосе, Грэм живо вспомнил собственные проблемы почти два года назад, когда ему пришлось путешествовать в обществе Илис и Роджера, которые пререкались друг с другом точно так же.

— Ив прав, — добавила Ванда. — Огонь слишком заметен. Придется тебе потерпеть, дружок.

— О! Если ты еще раз назовешь меня так же ласково, я согласен потерпеть не несколько дней, а целую неделю!

Ив фыркнул. Ванда возвела глаза к небу. Грэм молчал и с огромным удовольствием наблюдал за ними.

— Оге, я зашью тебе рот, — пообещала Ванда.

С громким хлопком Оге зажал себе рот обеими руками и сдавленно и невнятно сказал:

— Не надо.

— Надо, — возразил Ив. — Хотя бы для того, чтобы не перебивал. И не шутил.

— Без шуток с тоски помрешь, — все также сквозь зажимающие рот руки сообщил Оге. — Ладно, я умолкаю.

— Давно пора, — заключила Ванда. — Ну что, все согласны забыть на несколько дней про костры?

Все молчали. Молчание — знак согласия… но у Грэма имелись и другие соображения.

— В лагере — раненая девушка, — тихонько напомнил он.

Он поймал свирепый взгляд Ива и кивнул на шатер, где лежала Корделия. Надменному медейцу вмешательство подозрительного бродяги во внутренние дела компании было, вероятно, как нож в сердце.

— Да, об этом мы не подумали, — огорченно сказала Ванда. — Что же делать?

Грэм подумал немного.

— Есть здесь недалеко какие-нибудь селения? Медейские, я имею в виду?

Ив и Ванда переглянулись, и девушка утвердительно кивнула.

— В нескольких лигах отсюда находится большая деревня. Мы не подъезжали близко и не видели ее, но я точно знаю, что есть. Только ведь наверняка в ней касотцы…

— Не факт, — покачал головой Грэм. — Может быть, и нет.

— Да здесь касотцев тьма тьмущая! — воскликнул Оге. — Ты что, думаешь, они могут просто так пройти мимо деревни?

— Зачем гадать? Предлагаю завтра пойти и посмотреть, — сказал Грэм. — Тогда мы будем знать наверняка.

Ив одарил его таким подозрительным взглядом, что Грэм подумал невольно: да у парня паранойя! Он постоянно ожидает подвоха. Впрочем, это самая правильная позиция в их положении.

— Я сам проверю, если вы не хотите светиться, — предложил Грэм. — К тому же у вас на лбу написано, что вы медейцы, а я… я не занимаю чью-либо сторону.

— Вот именно, — буркнул Ив. — И кто тебе помешает рассказать про нас касотцам?

— Ив! — одернула его Ванда и пронизывающе посмотрела на Грэма. — Не занимаешь чью-либо сторону? Как это? Ведь сейчас ты с нами?

— Вы же не солдаты, — пожал плечами Грэм. — Вы просто попали в затруднительную ситуацию.

— А если бы мы были касотцы? Ты и тогда вызвался бы помочь?

— Может быть. Смотря что за люди вы оказались бы.

Все трое уставились на него так, словно он взялся утверждать, что земля — квадратная, а Борон — бог милосердный и добрый. Ему даже стало смешно, но он усилием воли сдержал улыбку, выползающую на лицо. Он посмотрел на небо, на котором уже загорались первые звезды.

— Позиция безразличия — самая страшная позиция! — с пафосом сообщил Оге.

— А чего ты хочешь? Наи уже несколько веков соблюдает нейтралитет и не влезает ни в чьи войны.

— Это все потому, что у ваших королей в жилах молоко вместо крови, — вполголоса сказал Ив и добавил не без ехидства: — Да и не только у королей…

— Ив! — Ванда покраснела, услышав такое откровенное оскорбление. Грэм же и ухом не повел — и не такое приходилось выслушивать. Он по-прежнему любовался на звезды. — Как тебе не стыдно!

— Ему никогда не стыдно, — влез Оге. — Наш Ив даже слова такого не знает…

— Короче, — резко сказал Ив. — Один он не поедет.

— Хочешь поехать с ним? — спросила Ванда.

— Да.

— А можно я? — с надеждой спросил Оге.

— Нельзя, — сказал Ив. — Он тебя зарежет и зароет, так что мы даже трупа твоего не увидим.

— Не зарежет! Если бы он хотел…

— Хм! — перебил его Грэм. — Оге, тебе и впрямь лучше остаться. Ты, извини, и меч-то держать не умеешь…

— Не в бровь, а в глаз, — заметил Ив. — Только вот что… странник. Ты не распоряжайся тут, ясно?..

— Але! — сказала Ванда. — А меня вы спросить не хотите?

— А у тебя есть возражения?..

— Нет.

— А чего же тогда тебя спрашивать? — хмыкнул Оге.

— У-у-у! Вот вы как, да?.. Ну, тогда… тогда… в наказание отправитесь мыть посуду, понятно? А я отнесу поесть Корделии.

Сердитая Ванда взяла наполненную до краев тарелку и скрылась в шатре.

Оге, улыбаясь от уха до уха, оглядел оставшихся парней.

— Ну? — вопросил он. — Кто будет мыть посуду?

— Наверное, самый болтливый, — задумчиво сказал Ив. — Давай, давай, увалень. Тебе полезно.

— Изверг! Грэм, составь мне компанию, а?

— Хочешь, чтобы тебя зарезали и закопали? — серьезно осведомился Грэм. — Если хочешь — пойдем.

— Злые вы все. Да, хочу. Доволен? Ну, пошли же!

Посуду мыли в неглубокой речке, протекавшей недалеко от маленького лагеря. Дно у нее было песчаное, что пришлось весьма кстати, и с делом покончили быстро. Можно было возвращаться, но Грэм медлил у берега. От воды поднималась прохлада, и становилось совсем холодно, но он не уходил, смотрел в небо. Звезды, холодные и яркие, мерцали на темном июльском небосклоне.

— Ну, чего ты застрял? — нетерпеливо позвал его Оге.

— Подожди немного, — негромко попросил Грэм. Ему пришла в голову мысль искупаться. Раз уж рядом вода… Правда, холодновато, но зато уже темно, и Оге не сможет разглядеть то, что ему не следует видеть, и не начнет задавать вопросы. Грэм невольно потер грудь. Почему-то всегда, когда он вспоминал про клеймо, оно начинало зудеть.

— Ты что делаешь? — осведомился Оге, когда он начал раздеваться.

— Хочу искупаться.

— Рехнулся? Холод собачий.

— Ну и что? Подумаешь… не зима же.

— Больной совсем, — сокрушенно сказал Оге. — Простудишься, лечить никто не будет.

— Не поверишь — ни разу не простужался, — усмехнулся Грэм, заходя в воду. Ледяной холод обжег кожу, но это было даже приятно. Он зашел в воду по грудь, зачерпнул со дна песок и стал растирать им кожу, мгновенно потерявшую чувствительность.