Генри Каттнер - Ярость Страница 5

Для своих двенадцати лет Сэм был очень сообразительным. Он изобрел множество способов зарабатывать на жизнь. Но ни один его не привлекал. Ему все казалось слишком скучным. Блейз Харкер знал, что делал, когда оставил в изуродованном, деформированном теле нетронутый мозг.

Хотя уродливым Сэм был только с определенной точки зрения. Мерилом красоты считались высокие, стройные Бессмертные, и это налагало на всех коренастых и ширококостных клеймо уродства.

Сэма все время беспокоило неотвязное, жгучее чувство неудовлетворенности и любопытства. Оно без конца подгоняло его. Он не мог жить как все, поскольку это чувство было свойственно Бессмертным, а он, очевидно, Бессмертным не был. Как мог он позволить себе учиться сто и больше лет! Даже пятьдесят лет.

Сэма никогда не привлекали простые пути. Он выбрал себе самый трудный и даже нашел учителя. Его наставника звали Проныра.

Жирный старый подонок по кличке Проныра давно забыл свое настоящее имя. Он был обладателем седых клочковатых волос, ярко-красного носа и стройной философской системы собственного изобретения. Он никогда не лез с советами, но охотно давал их, если его просили.

— Люди хотят веселиться, — учил он мальчишку, — по крайней мере, большинство из них. Они не любят замечать то, что может задеть их нежные чувства. Вбей это себе в голову, малыш. Никакого воровства. Лучше всего — стань полезен тем, у кого власть. А пока держись Джима Шеффилда. Джим умеет выискивать нужных людей. Никаких вопросов — делай, что велят, но перво-наперво заведи хорошие связи.

Он сморкался и щурил на Сэма свои водянистые глазки.

— Я Джиму про тебя говорил. Сходи, потолкуй с ним. Это вон там, — он бросил мальчику пластиковую карточку. — Я бы ни за что не стал тебя туда сватать, если бы не видел в тебе этакой вот жилки. Отправляйся к Джиму.

У двери он снова остановил Сэма.

— Ты далеко пойдешь, малыш. Смотри, не забудь тогда старого Проныру, а? Некоторые забывают. А зря. Я умею устраивать неприятности так же хорошо, как и помогать.

Сэм ушел, оставив старого хрыча заниматься двумя своими любимыми делами: сморкаться в огромный платок и беспричинно хихикать.

Он отправился к Джиму. Сэм был тогда крепким, коренастым, вечно хмурым четырнадцатилетним подростком. Джим оказался старше и сильнее его. Ему было семнадцать и он был выпускником школы Проныры по классу бизнеса. Джим уже начал действовать самостоятельно, и его банда приобретала известность в Куполе. Человеческие отношения были необычайно важны в процветавшем здесь мире интриги. Это совсем не то, что обыкновенная политика. Болото социальной жизни было топким и почти непроходимым, как во времена маккиавелиевой Италии. Прямой удар ножом считался не то что преступлением, а гораздо хуже — дурным тоном. Интрига — другое дело! Равновесие сил было неустойчивым, нужно было как можно тоньше провести противника, дать ему запутаться в собственных сетях, и сделать так, чтобы он сам себя погубил. Это был высший класс.

Банда Шеффилда служила тому, кто больше платит. Сэм Рид — фамилия Харкер ассоциировалась у него только с одним из крупнейших Кланов его старого Купола — получил свое первое задание. Вместе с более опытным напарником он должен был выйти в море и набрать сиреневых водорослей, запрещенных в Куполах. Возвратившись через потайной шлюз, он с удивлением обнаружил, что их там поджидает Проныра с портативной рентгеновской установкой наготове.

На Проныре был защитный костюм. Через респиратор донесся его голос:

— Стойте здесь, ребятки. Лови, — он бросил Сэму небольшой пульверизатор. — Опрыскай-ка пакет. Он у тебя хорошо запечатан? Порядок. Все, все опрыскай — отлично. Теперь медленно поворачивайтесь спиной.

— Подожди минутку, — попросил второй мальчик.

Проныра высморкался. «Делай, что говорят, а не то я сверну твою цыплячью шею, — ласково проговорил он. — Подними руки. Дай я тебя тоже облучу. Медленно поворачивайся… порядок».

Потом они все втроем отправились к Джиму Шеффилду. Джиму тоже пришлось подчиниться Проныре, но он делал это очень неохотно и казался рассерженным. Он даже попробовал спорить.

Проныра, как обычно, высморкался и пригладил свои седые волосы.

— Заткнись, щенок. Что-то ты больно много вякаешь. Если бы ты спрашивал Папочку перед тем, как лезть в незнакомое дело, у тебя было бы меньше неприятностей, — он похлопал по пакету, который Сэм поставил на стол. — Знаешь, почему запрещены эти водоросли? Твой клиент тебя не предупреждал, что с этой дрянью нужно быть осторожнее?

Широкий рот Джима перекосило на сторону: «Я и был осторожен».

— Эта дрянь будет безопасна только тогда, если с ней обращаться, как в научной лаборатории, только так. Она жрет металл. Любой металл проедает, дурень. Но если ее правильно обработать — тогда порядок. А в сыром виде, если она окажется на свободе, то может такое устроить! Сразу же выйдут на тебя, и ты мигом окажешься на континенте, в лечебнице. Понял? Если бы ты сперва пришел ко мне, я бы тебе рассказал, что водоросли нужно сперва облучить. И мальчиков нужно облучить, чтобы они не принесли чего-нибудь на костюмах. В следующий раз это тебе так просто не пройдет. Я не собираюсь переезжать на континент, Джим.

Старик выглядел очень миролюбиво, но воинственное настроение Джима как рукой сняло. Не говоря ни слова он встал, взял пакет и вышел, кивнув остальным ребятам идти за ним. Сэм на секунду задержался.

Проныра подмигнул ему.

— Вы наделаете массу ошибок, ребятки, если не будете слушаться старших.

Это был только один из многих эпизодов его внешней жизни. Его внутренняя жизнь тоже была безнравственной, беспринципной и бунтарской. Он бунтовал против всего. Он бунтовал против краткости своей жизни, которая просто бесила его, когда он думал о Бессмертных. Он бунтовал против своего тела, толстого и короткого — плебейского. Он бунтовал, сам не понимая причин своего бунта, против всего того, во что он превратился в ту злосчастную первую неделю своей жизни.

Во все времена были люди, одержимые гневом. Иногда это гнев пророка Илии — огонь Господень. Такие люди становятся или святыми, или великими реформаторами. Их гнев способен сдвинуть горы, чтобы облегчить участь человечества. Иногда гнев бывает разрушительным, и тогда появляются великие злодеи, которые уничтожают целые народы. Но так или иначе, великий гнев всегда устремлен вовне.

Но гнев Сэма Рида был направлен против непостижимого — против судьбы и времени, поэтому естественно, что в итоге его единственной мишенью оказывался он сам. Такое чувство обычно несвойственно человеку. Но Сэм Рид и не был нормальным человеком. Уже и его отец был не вполне нормален, иначе он никогда бы не стал столь чудовищным образом мстить собственному сыну. Где-то в генах Харкеров была червоточинка, виновная в этой странной ярости, которой и отец и сын пылали против самой жизни.