Максим Далин - Соавтор Страница 5

— Нет, это возьми себе, — говорю я. — Возьми для своей жены. Младенец у нее внутри будет есть мясо вместе с ней. А остальное отнесешь моим старикам. Скажешь моей сестренке, Весенней Заре, что я благословил это мясо: тот, кто его съест, станет сильным и прекрасным, как олень.

Белый Лось кивает. Спрашивает:

— А что останется тебе?

— А ты когда-нибудь слыхал, чтобы шаман умер от голода? — смеюсь я. — Ты же видишь, у меня есть запасы. И потом — мне принесут еды, а вам — нет.

Чайник закипает, пена плещет на угли. Я бросаю в кипяток горсть чая.

— Видишь, — говорю я, — мясо, чай и табак у меня есть всегда. Я богат, потому что так хотят духи.

Белый Лось качает головой.

— Если бы Гнус вытащил кого-нибудь из мира мертвых, он бы взял за это десяток живых оленей или связку лисьих шкур, — говорит Белый Лось. — А потом жаловался бы на бедность, на то, что мох курит и жует толченую кору. Побоялся бы хвастаться богатством, чтобы ни духи, ни люди не позавидовали и не позарились…

— Я не боюсь ни людей, ни духов, — говорю я.

— Потому что твое богатство — это смешная история, — хмыкает Белый Лось. — Выдуманная для забавы. А настоящее богатство — твоя шаманская сила. Честная сила.

— Задабриваешь меня, как опасного чужака, — смеюсь я и протягиваю ему трубку.

— Прости, брат, — говорит он грустно. — Ты же знаешь, сегодня я не могу курить и болтать с тобой. Мне жаль. Вели своим волкам охранять тебя от тварей Гнуса — не забудь. Он клялся сожрать тебя с костями. Вдруг натравит на тебя что-нибудь, когда ты заснешь?

— Поезжай к жене, — говорю я. — Гнус не слаб, но силен, как человек. Поверь, ничего страшного не произойдет.

— Все равно я беспокоюсь, — говорит Белый Лось. — Когда ты спишь, твоя душа всемогуща в семи белых землях, над ними и под ними, а тело уязвимо.

Я ободряюще киваю, наливаю чая. Он отхлебывает — большим глотком, почти кипящего, не чувствуя обжигающего жара кипятка — и ставит кружку на поставец. Я сижу рядом на корточках и смотрю в огонь.

Я не очень верю, что Гнус появится без объявления войны. Как-то раз он уже вызывал меня на поединок… неприятная была история. Мне хотелось бы избежать этой вечной дележки власти, славы, оленей, земель, в которой участвуют почти все шаманы — но никуда не денешься. Стоит приехать домой в горе или в праздник, непременно застанешь Снежную Сову, который снисходительно ухмыльнется, Гнуса, который будет шипеть проклятия вслед, заискивающего Искру или, хуже всего, Морошку, женщину-шаманку, страшную и отвратительную, будто выходец из страны снов, с лицом, длинным, как олений череп. Морошка хватает за рукав, шипит в ухо: «Останься со мной этой ночью — я хочу родить своего медведя с человечьей головой, он вырастет до небес и станет хозяином семи снегов!» — а мне тяжело ответить вежливым отказом, я хочу огрызнуться, как пес.

Искра отводит меня в сторонку и просит откровения.

«Неужели тебе трудно, Облако? — нудно умоляет он который раз. — Я знаю, у меня есть, есть дар — а вот духи не хотят мне показаться. Старики говорят, что дар можно усилить кровной связью… позволь мне прокусить твой указательный палец, Облако? А? Я тебе сотню оленей дам… нет… связку песцовых шкур — отличные песцы, шкурки — одна к одной… или даже мешочек золотых самородков, вот такой — за одну капельку крови, крохотную! Помоги мне, Облако, прошу тебя! Я слыхал, что можно умыться собственной кровью, это — очень сильно, но я боюсь, а с твоей кровью внутри не побоюсь ничего…»

Нет у него никакого дара, хотя его лицо татуировано, и он считается шаманом. Шаман глухой и слепой, не видит следов, не слышит зова — шаман-пустышка. Интересно, за что ему дают оленей и шкурки, если у него нет дара? Искра обманывает своих соплеменников? Он богат, значит, у него хорошо получается ложь, но ему это совсем не нравится, его совесть мучает. Нет сил, конечно, отказаться от подарков, но хочется получать подарки за настоящее дело — мне даже жаль его, несуразного человека… Но разве можно одухотворить того, у кого нет шаманской силы от природы? Тем более, таким жутким способом — дать выпить человеческой, а не рыбьей крови!

Тогда я впервые думаю, что кто-то хочет навести на меня порчу. Подло. Через Искру, глупого, жадного Искру, который верит в эту чушь про кровную связь и то, что откровение можно купить!

«Кто тебе сказал про кровь?» — спрашиваю я.

«Сломанный Нож. Он помнит шаманов с Китовых Излучин…»

Сломанный Нож — родич Гнуса.

«Зови духов в полнолуние, Искра, — говорю я. — Зови духов, бей в бубен, пой и верь. Другого способа нет. Не пей зелий, которые тебе предложат, не ешь грибов, собранных не тобой, и забудь о крови, своей и чужой. Все это может погубить тебя, все это — злой обман, игры волков под холодными сполохами, опасный путь. Поверь мне».

Искра болезненно улыбается. Он мне не верит и завидует. Следующей луной его найдут окоченевшим у погасшего очага. Его собственная кровь красным льдом растечется вокруг. Рядом будет валяться пустая фляга, из которой я учую зеленый запах. Искру похоронят, как шамана — между холмами, поставив нарту для его последней дороги на четыре собачьих черепа — все поверят в его откровение перед смертью. Наверное, это осчастливит его неприкаянную душу.

А я буду думать, что его убили. Уговорили причинить себе смертельный вред, навели порчу не заклятиями, песней и бубном, а обычными лживыми человеческими словами. Может быть, даже получили за это связку дивных песцовых шкурок — кончики волосков тают в воздухе, как морозный туман — или мешочек золотых самородков…

Это я скажу Гнусу, когда увижу его в следующий раз.

В день больших гонок на собачьих упряжках, когда на Волчью Прогалину съезжаются все шаманы и богачи белых земель, я подхожу к Гнусу и говорю: «Кровавые следы ведут из опустевшей типи Искры к твоему дому. Как это вышло?» — а Гнус трясет бубном перед моим лицом, хохочет и выкрикивает, так что вокруг собираются люди: «Облако хочет меня опорочить! Такое оскорбление можно смыть только шаманским поединком! Будем проклинать друг друга до смерти, Облако — люди слышат, ты не можешь отказаться!»

Он убил двоих таким способом — но причиной их смерти был не шаманский поединок. Люди слишком легко верят в шаманские чары, я — дело другое. Многое можно понять, даже не читая следов. Один из его противников, молодой дуралей почти без силы, орал проклятия на морозе, глядя на молчаливо усмехающегося Гнуса — пока холод и вопли не прожгли ему грудь насквозь. Он умирал два дня, кашляя кровью — люди сказали, что духи Гнуса жрут его изнутри. Второй был старик с больной поясницей: Гнус плясал с бубном вокруг него — а ведь все знают, что порчу легче навести со спины… Старик кружился и вертелся до тех пор, пока не задохнулся и не упал; он вскоре умер, и люди сказали, что Гнус его съел… Нет, не шаманская сила, а чужая глупость и чужая немочь… и умные подлые приемы…