Светлана Эст - Новенькая Страница 5

Ведьмушка гордо выпрямилась, в ее полуночных глазах засверкали крошечные зеленые болотные огоньки и, хотя она была воплощением дерзкой беспечной весны, по юному лицу заскользили тени страстного зрелого женского лета, печальной мудрости осени и холодного равнодушия зимы-старости, так что на мгновенье стало видно, какой Ведьмушка станет: блистательной, великолепной и завораживающе прекрасной.

— Испепели ей сердце! — приказала она Чертенку.

— Не могу я так сразу. Мне разозлиться нужно.

— Это — сейчас! Это — пожалуйста! — сказала Ведьмушка и слегка наступила ему на хвост…

Русалочку медленно затягивало в глубину, сгущавшуюся до черной беспросветности, и вода, плотная, будто студень, какого-то мертвенно-голубого оттенка, напоминающего раствор дешевой синьки для полоскания белья, давила на скорченное тельце, мешая ни то чтобы всплыть, а даже пошевелиться…

— Мамочка! — всхлипнула она и открыла глаза.

Справа от высокой кровати-каталки на металлическом никелированном стояке висел полупустой рыбий пузырь капельницы, из которой тянулась трубочка к ее руке, неподвижно и как бы отдельно, словно она была чужая, лежавший поверх простыни, проштемпелеванной в уголке буквами «КРБ» — «Красногорская районная больница».

Окна в палате, несмотря на теплое буйство июля, были закрыты, и о стекло билась обезумевшая муха, неведомо как залетевшая в стерильно-чистую комнату, какую несколько оживляло нарисованное масляными красками панно на торцовой стене, изображающее лесную поляну в окружении колючих хмурых елей и величественный кедр с натуралистично выписанными шишками, чья макушка подпирала небесную твердь. Рядом с каталкой на столике громоздились несколько приборов, на экране одного — в такт ритму сердца пульсировала светящаяся осциллографическая кривая.

— Ну, что ты, миленькая, всполошилась? Здесь твоя родительница — в приемном покое ждет. Извелась вся, — мягко сказала старушка-санитарка, мывшая пол, покрытый линолеумом с растительным декором, напоминающим зелено-пестрый ковер из мха и трав. Скрюченными артритом пальцами санитарка, отставив в сторону швабру с мокрой тряпкой, подоткнула простыню, край которой сполз с кровати.

— Вы мадам Яга? — нерешительно спросила Русалочка.

— Да какая же из меня мадама: что я тебе, главврачиха наша? И Иванушек я сегодня всего только трех пожарила и съела, — пошутила санитарка. — Ой, что-то ты не в себе, девонька — заговариваешься! Пойду-ка я докторицу кликну.

— Не нужно, — слабым голосом попросила Русалочка. — Лучше скажите, бабушка, где я?

— В «рюманимации», как мой старик говорит — ему, алкоголику проклятому, всюду рюмки мерещатся. Нажрется, и медицинский справочник на завалинке вслух читает, даром что там половина не по-русски написана, а на этой… на латынице. Хфилосов! И хоть заорись на него…

— А как я сюда попала?

— На «скорой», дорогуша, на «скорой» тебя провезли. Сколь с тобой отваживались: и кислородом дули, и током шибали, но все ж таки вытащили с того света. Теперича до ста лет жить будешь, если только снова глупостев не натворишь.

— Что я сделала? — коротко спросила Русалочка, у которой не хватало сил на пространные разговоры.

— Ведь, как есть утонула, — сказала словоохотливая санитарка. — Скажи спасибо, что девчонка с парнишкой, какие миловались у старого карьера, вытягнули тебя из воды.

— Не помню их.

— Ну, девчонка-то — чистая ведьмушка, такой только — верхом на помело, да на Лысую гору шабашевать: смуглая, волос, как воронье крыло, и на язык бойкущая — всех тут уже обругала, чтоб шевелились, тебя спасаючи. И мальчишка ей под стать! Веришь ли, мимо проходил, так за ягодицу щипнул старшу медсестру… Да вот же они — под окном маячат! Тоже дожидаются, когда ты очнешься. Ох-хо-хонюшки, помяни черта — он тут как тут!