Татьяна Мудрая - Мириад островов. Строптивицы Страница 5

— У вас, ваше величие, всего-навсего один донос? — Арминаль выделил два последних слова интонацией.

«Наглец. Тем мне и нравится».

И вслух:

— Дознание с пристрастием мой батюшка отменил, но мне, уж поверьте, ничего не стоит вернуть сию практику обратно — in occasio, как вроде говорят попы. Специалисты Вольного Дома не растеряли ни навыков, ни специфического инструментария. Только донос и без того еле поместился в изрядную папку. Со стальными застёжками, чтоб поперёк шва не лопнула.

— Мало будет нашим жёнам от нас радости. Скорее всего, мы не сумеем родить им потомство, — примирительно сказал Арминаль.

— Как то есть? Я и то сумел родить, а вам-то уж подавно… — Юлька почувствовал, что явно проговаривается, и внезапно оборвал себя. Мальчишки ведь и вообще по-библейски путают сами роды и зачатие.

— Так кого нам приготовила судьба в лице вашего юного величия? — Сентемир тоже явно шёл на попятный.

— Своих родственниц, прелестных и учёных Олавирхо и Барбару из лона самой Галины Рутенки. Прикиньте как следует — немалую честь вам делаю. Даю на размышление… ну, скажем, неделю. Обручаться — не блох ловить и не кур воровать, тут торопиться грешно. И отъезжать от своего королевского дворца не велю: покой вам уже готовят.

Отправив восвояси, для отдыха пошелестел документами, поставил подпись и печать на самых понятных и срочных. Позвонил:

— Торкель, гони сюда девчонок. Они скорей всего в библиотеке один безразмерный фолиант на двоих ворочают. Тот, где анатомия морянских полов во всех деталях расписана.

Когда Олли и Барба возникли на пороге, счастливо запыхавшиеся (наверное, крупных размеров была та книженция), с ходу огорошил:

— Готовьтесь, девы, сговорил я вас за ваших желанных. Красивые молодые люди, замки, владения — всё как положено. Огромный простор для труда и фантазии.

Те, как по команде, повернули головки друг к другу и затем к Ольке:

— Ты что, дядюшка, угадал?

— Наверное, а то худо мне сейчас придётся.

— Армин и Сента. Так они друг друга называли, когда обнимались в потайном зазеркалье.

— А вы, так я думаю, как раз в то зеркало гляделись. Свет мой зеркальце и далее по тексту.

— «…скажи и всю правду покажи. Кто на свете нам милее, и румяней, и белее», ага? — рассмеялась Олли.

— И это очень нас обеих забавляет, — солидно заметила Барба. — В жизни так мало радостей, на самом деле! Только ты, дядюшка, уж выдай нам обеим по полной потребности. Не сразу — мы ещё не видели, что там надо поднимать из праха, а что и так обойдётся.

— Вы, я вижу, понимаете, в какую историю влипли, — облегчённо вздохнул король. — А то сомнения кое-какие возникли. Ну, быть по тому!

— Только не шибко радуйтесь: сразу вас под венец не поставим, — добавил он. — Мы тут с вашим любимым Барбе посоветовались. Обмен кольцами сделаем на уровне царской свадьбы, это само по себе путы да узы, а вот утверждать телесно пока не будем. Успеется — когда и если деток понесёте.

Девицы хором фыркнули:

— От кого — от кота или от вольного духа? Чудишь, дяденька.

— Я вам оставляю лазейку, насмешницы, — по-доброму усмехнулся Олька. — Брак — он в этих краях навечно, аж до гроба, а обручение и расторгнуть не залежится. При моих-то королевских возможностях.

Как в насмешку, ложе в комнате оказалось лишь одно — многоспальное, под атласным балдахином, сведенным на потолке в пышную розетку. Совершенно такое, на каких друзья располагались, кочуя из одного своего замка в другой и обратно: разве что не такое ветхое.

— Не понимаю, о чём там думать, — Армин запрокинулся на спину на самой середине. — Взяли за жабры, словно карпа, — и нате вам. Ты хоть видел этих дев на выданье?

— И ты тоже разглядывал, — кивнул Сентемир, прилаживаясь к краю шикарного одра. — Эти, что из правящей палаческой триады. По бокам старшей королевы. Смуглянка и белянка в серебре и пурпуре, в крутых кудрях и мягких локонах.

— Эк его! Стихи бы тебе писать, Сент. Скажи лучше, какую бы ты себе выбрал?

— Да какую тебе не жалко. Одна другой стоит. В черномазенькой явно морская кровь набуянила, а бледноличка — тихий омут, где, по присказке, нечистая сила водится.

— Вот незадача-то, — вздохнул Армин и притянул к себе друга. — Надо было нам сразу на Восток подаваться. В Скондии ты до тех пор не виновен в содомии, пока четверо независимых свидетелей не увидят её так же ясно, как макание кисти в тушечницу. Подумаешь, досужие сплетни! Из них настоящего дела не сошьёшь.

— Угу. А замки на кого бы оставили? — риторически спросил практичный Сента. — Прикипели к сердцу. И ведь рухлядь рухлядью, побелка отваливается кусками, во все щели ветер дует, даром что кладка знаменитая. Боевые ходы насквозь протекают, в погребах из припаса — одна зелёная плесень. Мыши и то селиться побрезговали, о тараканах и людях уж не говорю.

— Оружейная у меня хороша, только что искусных рук требует, — заметил Армин.

— Вот и бери строптивую ба-нэсхин: глядишь, умается железо ворочать, так и помягчеет характером.

— Как-то уж очень прытко на континенте исполняются желания, — философски заметила Барба, усаживаясь в кресло. — Но, по-моему, вот так и должна приходить истинная любовь — в единый миг, без зова, воровски.

— Но изысканно, — ответила Олли. — И как его? Романтично, вот:

Что смуглый шёлк струятся между пальцевТвоя улыбка, кожа и дыханье:…Натягивать и вышивать на пяльцахПричудливые руны мирозданья.

Волос твоих темнейших изобильеРаскинулось по стану гобеленом:…Основой натянуть для древней пылиУтка, что свита в вервие для плена.

Так арфою изогнут ты упруго,Что харфами звенят лады и струны,На нотный стан ложатся друг за другомЗнаменья, начертанья, солнца, луны.

И ткётся век узорным покрываломИз времени, в котором нас лишь двое.… Понуждены Уробороса жаломРодить Единое, пребыть в Покое.

— Приятные строки. Это, похоже, снова твой потайной родитель наваял, — спросила сестра. — А почему харф? С потолка, ради благозвучия или что-то значит?

— Это у арабов, они похожи на скондцев. Или наоборот, скондцы похожи на арабов, потому что нас всех изобрёл Филипп по земному образу и подобию. Харф — буква-слог, какими записывают Коран, стихи и мелодии. Их суфии верят, что мелодия и слова любви заново пересотворяют Вселенную.

— Понятно, — кивнула Барба. — Слушай, мы уж до ручки дошли, а всё никак не разберёмся: нам что, охота пара на паре венчаться?