Гарри Тертлдав - Мост над бездной Страница 50

Даже больше, чем подземных толчков, прелат боялся, что она может оказаться права. Если его проклятие поразило Токсара, если оно вызвало землетрясение и раздавило хаморов, то что оно сделало с ним? И что оно еще с ним сделает?

— Хорошо. Пусть будет по-вашему. Я перестану верить, что землетрясение по вашей команде началось, — послушно ответила Ингегерд, но в ее глазах блеснула хитринка. — Но это не значит, что это неправдой станет только потому, что я не верю.

Ршава хмыкнул в раздумье, но не удостоил ее ответом. Ингегерд выглядела довольной, как будто знала, что нашла неотразимый аргумент в споре. Возможно, и нашла. И возможно, действительно неотразимый.

Они побрели дальше. Ршава лишь смутно представлял, где должен находиться другой город. Все то время, пока он пребывал в должности, он не уезжал далеко от Скопенцаны. Он был городским человеком и по рождению, и по наклонностям. Даже Скопенцана как город не удовлетворяла его полностью, ведь он приехал из столицы империи. И он никогда не видел причин, ради которых имело смысл выезжать из города в полуварварскую сельскую местность, — до сих пор.

Солнце прокатилось по небу. Дни, хоть и заметно выросли со времени солнцестояния, все еще оставались короткими.

— Нам уже пора искать укрытие, — сказала Ингегерд, когда стал близиться вечер. — Что-то мне сегодня ночевать в снегу не хочется.

— Мне тоже, — согласился Ршава, невольно вздрогнув. — Скорее всего, это означало бы нашу смерть.

— О нет. — Халогайка удивленно покачала головой. — Когда у человека есть хотя бы теплый плащ, он неплохо и в снегу переночует. Вы разве не знали?

— Увы, нет.

— А это так, — подтвердила Ингегерд с убежденностью, вызывающей доверие. — И если мы будем друг друга согревать, да еще в такой одежде и под одеялом, то легко переночуем.

Если ночевка в снегу означала ночь в объятиях друг друга… Ршава внезапно воспылал надеждой, что все ближайшие фермы и амбары исчезнут, испарятся. Если придется так себя вести ради выживания, то это не может стать для него грехом? Так ведь? Но легко или нет, на ферме или даже в амбаре будет гораздо удобнее…

— Ты, несомненно, права. — Ршава понадеялся, что его слова прозвучали не очень скорбно. Очевидно, нет, потому что Ингегерд лишь кивнула и пошла дальше.

Когда Ршава заметил ферму в стороне от заснеженной дороги, то несколько секунд притворялся, будто ничего не видит. Разумеется, уловка не сработала: Ингегерд обладала острым зрением.

— Если там кто-нибудь живет, мы сможем место у очага попросить, — сказала она. — А если нет, то ферма наша и мы будем делать все, что захотим.

— Именно так, — покорно согласился Ршава.

— Будем окликать хозяев? — спросила Ингегерд, когда они подошли ближе.

— Я не вижу возле дома привязанных лошадей. Где есть хаморы, там должны быть и лошади… — Он сделал паузу, ожидая ее возражений. Не дождавшись, прелат договорил: — А раз так, мы можем без опаски кричать.

Они крикнули. Никто не отозвался.

— Раз эти проклятые землетрясения продолжаются, не опасно ли будет ночевать в доме? — задумалась Ингегерд.

— Ты ведь сама говорила, что не хочешь ночевать под открытым небом. Я тоже. Рискнуть стоит. Если ферма до сих пор не рухнула, то, наверное, и не рухнет.

Когда они вошли, то обнаружили, что прежде здесь побывали хаморы. Степняки убили семью, жившую на ферме, и лишь зимний холод не дал телам разложиться. Судя по всему, кочевники развлеклись с женой фермера и ее дочерью, прежде чем убить их. Ршава и Ингегерд одновременно очертили на груди солнечный круг. Они молча вытащили тела из дома. Прежде чем сделать это, Ингегерд так же молча привела в порядок одежду женщины и девушки.

Даже когда в доме не стало трупов, из-за кровавых пятен в нем было мрачнее, чем Ршаве хотелось бы.

— Мы сделали не то, что хотели, а что должны были сделать, — сказала Ингегерд — как себе, так и ему.

— Именно так, — угрюмо произнес Ршава. Да, именно так…

Огонь в очаге был столь же мертв, как и те, кто его разжег. Однако, в отличие от людей, его можно было оживить. Ршава принес дров из поленницы возле дома. Сумерки быстро сгущались в ночь. Ингегерд повозилась с кремнем и кресалом, и вскоре огонь разгорелся.

— Закройте дверь, святейший отец, — попросила она. — Тогда тепло не уйдет и свет не будет виден. А дым в темноте вряд ли кто разглядит.

Ршава подчинился. Они уселись возле огня, поужинали тем, что Ингегерд захватила в Скопенцане, и постепенно согрелись. Когда они шевелились, язычки пламени отбрасывали пляшущие тени на грубые каменные стены. Во время двух толчков с крыши просыпалось немного соломы, но более серьезных последствий они не вызвали.

Вскоре Ршава и Ингегерд начали зевать. Прелат встал и перевернул набитый шерстью крестьянский матрас. Пятна на нем остались, но теперь они были обращены к полу.

— Я бы тоже так сделала, но вы меня опередили, — сказала Ингегерд.

Как и вчера, они улеглись под одеяло спиной к спине и со странной церемонностью пожелали друг другу спокойной ночи. Как и тогда, Ршава мгновенно уснул, точно его ударили по голове. Он уже понял, каким изнеженным стал, оттого что слишком долго жил спокойной жизнью.

Когда посреди ночи его разбудил толчок, дрова в очаге уже превратились в угольки. В доме стало холоднее, и они с Ингегерд прижались друг к другу во сне и обнялись. Она проснулась лишь наполовину и что-то прошептала ему в ухо. Что именно, Ршава не понял, потому что говорила она на родном языке. Но влажная теплота ее дыхания на коже долго не давала ему заснуть.

Он так и не понял, что заснул, пока не дернулся настолько резко, что разбудил и Ингегерд.

— Что случилось? — прошептала она. — Что-то снаружи? Кто?

— Нет, — ответил он, злясь на весь мир. — Меня укусил клоп. — И лишь через секунду, вспомнив, добавил: — Извини, что разбудил.

Она пожала плечами:

— За это вас нельзя винить. То же самое и со мной может случиться.

— Ты очень добра.

Поскольку она проснулась, Ршава почесался. Спустя несколько секунд почесалась и она. Ингегерд рассмеялась; Ршава смеяться не стал. Он не привык к укусам клопов. Интересно, они уже кусали тех несчастных крестьян или их привезли хаморы? Скорее всего, решил он, верны оба ответа.

Он почесался еще несколько раз, а потом заснул, несмотря на насекомых. Когда он вновь проснулся, сквозь щели в закрытых ставнях просачивался тусклый рассвет. Они с Ингегерд опять лежали лицом к лицу обнявшись. Он понимал, что ему следует отодвинуться, если он сможет это сделать, не разбудив ее.

Вместо этого его руки сами собой — или так ему показалось — сжали ее крепче. Это не разбудило женщину, или не совсем разбудило: она что-то пробормотала, но потом вновь задышала глубоко и ровно. Зато разбудило его, а точнее — возбудило, и гораздо сильнее, чем Ршава мог представить. Мягкое давление ее груди на его грудь, соприкосновение животов…