Денис Юрин - Время мушкетов Страница 50

– Валяй уж!

Патриуна не разозлило откровенное признание высокородного нахала, оно лишь сделало общение проще. Священник тут же перешел в разговоре с вельможей на «ты» и более не был осторожен в поступках, а также в подборе интонаций, жестов и слов. Подобная фамильярность понравилась маркизу, ему показалось, что они со священником нашли общий язык. И надо признаться, юный пройдоха не был далек от истины.

– Причина первая, у меня появился уважительный повод нанести вам визит, не привлекая внимания моих недоброжелателей, которые, как вы, наверное, заметили прошлой ночью, у меня имеются в достатке. Враги знают, что я человек не набожный, скорее уж наоборот, поэтому мое посещение церкви показалось бы им очень странным, а тут вроде все понятно, вроде все на своих местах… – маркиз устал стоять, облокотившись о низкий камин, и вернулся в кресло. – Во-вторых, вы видите, я с вами откровенен, что, мне кажется, способствует общей доверительности нашей беседы.

– Не совсем, – покачал головой сидевший на краю кровати старик, – но переходи к пунктам три и четыре, заблудший сынок гиены и шакала!

– Напрасно вы обижаетесь, преподобный, – в свою очередь мотнул копною длинных висюлек-волос маркиз. – Если бы не я натравил на вас объевшихся властью простолюдинов, то это буквально на днях сделал бы кое-кто другой, и тогда бы я не смог вмешаться и остановить вопиющее безобразие, творимое против служителей Церкви в вашем лице. Знаю, это звучит немного абсурдно, но если вы не попросите меня удалиться и если у вас хватит терпения дослушать несомый мною бред до конца, то все в вашей голове вскоре уложится и встанет по своим местам.

– За свою жизнь я выслушал множество бредовых речей; одной больше, одной меньше – совершенно не важно, так что валяй, смело загружай голову старика мешаниной из слов. Я уж как-нибудь разберусь, что ложь, что правда.

– Ну вот и славно! Мне почему-то казалось, что наша беседа пойдет именно так. Умные люди всегда поймут друг друга, даже если у них взаимоисключающие интересы, хотя это не про нас с вами… – маркиз Вуянэ с уважением посмотрел на старика. Взгляд был искренним, Патриун почувствовал бы фальшь. – Четвертую причину моего возмутительного поступка я назову чуть позже. Поверьте, так будет лучше! А сейчас позвольте выступить в роли, так сказать, старожила этих мест и объяснить вновь прибывшему переселенцу в сутане подоплеку здешнего бытия и уточнить, сколько стоит здесь жизнь.

– Я терпелив, но силы мои не безграничны, молодой человек. Излагайте лишь суть, а то немощный старец может уснуть, – явно прибеднялся преподобный отец.

– Когда три десятка лет назад солдаты доблестной филанийской армии все же очистили маленький пятачок правобережья, то сюда стали прибывать первые переселенцы, а именно тот контингент людей, что в приличных домах принято называть сбродом: бывшие узники и каторжники в цепях, беглые преступники и те, кому посчастливилось скрыться от сурового лика правосудия, а также горстка аристократов, из тех, кто по разным причинам не пришелся к филанийскому двору.

– Наподобие вас? – Патриун сам удивился, что вдруг проникся уважением к собеседнику и снова обращался к нему на «вы».

– Точно, – кивнул маркиз, – хотя я поселился в колонии гораздо позже, когда и Марсола возникла, и приличных людей здесь уже достаточно много было. Но в первые годы освоения новых земель, представляете, преподобный, какие здесь порядки и нравы царили? Убийство было столь же привычным делом, как карманная кража. Закон держался лишь на мечах солдат, а это, как известно, очень шаткая опора. Наш король знал, какова жизнь на правобережье, но бездействовал. А почему? Да потому, что всех при дворе устраивало такое положение дел. Колония – не провинция, она придаток королевства, а не его часть, богатый источник сырья, вот Филания до сих пор и выкачивает из «Дикарии» все, что только возможно: редкие породы древесины, пушнину, руду и, естественно, золото с приисков. О разбое спекулянтов, гордо именующихся коммерсантами, говорить не будем! До недавних пор живущие здесь работали денно и нощно и все равно не могли свести концы с концами. Их грабили, грабили нахально, и ханжески прикрывали творимые злодеяния проповедями ваших ныне покойных собратьев-священников: «…Терпите, и вам воздастся!» Притом благодать должна была наступить когда-нибудь потом, а не сейчас и не здесь, а где-нибудь там, на Небесах… Это нарочно так хитро придумано, чтобы денег у короля никто просить не смел, заметьте, просить, а не требовать! – Маркиз был прав, назвав себя небожителем, уважение к всевышним силам и к земным властям в его юной душе абсолютно отсутствовало.

– Выходит так, что Индорианская Церковь – корень Зла?

– Не утрируйте, преподобный, священники для меня существа неодушевленные, как вещи, инструменты, – Маркиз говорил спокойно, без ненависти. – Они не имеют собственного мнения, а всего лишь несут в народ идеи, которые проповедует Церковь, они рупор властей, громко кричащий: «Терпи!» и еще обзывающий несогласных с их цинизмом людей еретиками, бесовским отродьем и грешниками. Хоть о покойниках плохо говорить не принято, а думать тем более, но вы все же поразмыслите о том, чем занимались ваши предшественники!

– Проповедовали, естественно, несли слово божье, – без запинки ответил отец Патриун, хотя прекрасно понимал, что юноша имеет в виду нечто другое.

– Конечно, поначалу было именно так, да вот только… – маркиз замолчал, осознав, что немного увлекся и перескочил в своем повествовании через парочку весьма важных пунктов. – Дело в том, что пять лет назад ситуация в филанийской колонии изменилась, здесь появился я и еще несколько человек, которых я с гордостью могу назвать единомышленниками. Не буду слишком долго распространяться о себе, скажу лишь, что раньше часто бывал при дворе, служил в королевской гвардии и довольно успешно делал карьеру. Потом война, ранение, после которого я чудом выжил, кстати, тогда-то ваш покорный слуга и получил прозвище «Живчик». Могу рассказать множество забавных историй, подтверждающих обоснованность этого имени, – на лице маркиза мельком появилась улыбка, но тут же погасла. – Но об этой стороне моей жизни побеседуем как-нибудь потом, эти подробности ни в коей мере не относятся к нашему с вами делу. Поймите лишь одно, когда я прибыл в эти края, то мне стало жалко прозябавших в нищете людей, обидно взирать на то, какое омерзительно недостойное существование они влачат, и мы задались целью изменить положение дел.

– Конкретные шаги можете не объяснять, милостивый государь, они просты и понятны! Установить жесткий контроль над властью, всеми правдами и неправдами расставив на ключевые посты преданных вам людей. Пресечь взяточничество и свести на «нет» преступный мир, мешающий осуществлению ваших грандиозных планов. Затем изменить торговую политику, ограничив до минимума прибыль алчных спекулянтов, привлекать в Марсолу ремесленников, создав условия, благоприятствующие их труду. Одним словом, захватить власть, стать фактическим правителем колонии и насадить порядки, соответствующие интересам проживающих здесь, а не по ту сторону Удмиры, в далекой Филании! – выпалил священник на одном дыхании, понимая, что если не скажет этого сам, то юноша будет ходить вокруг да около до самого утра, пытаясь объяснить ему то свои благородные помыслы, то азы мироздания. Позвольте, сударь, лишь два вопроса: чем вам не угодили священники и зачем вы рассказываете это мне? Почему признаетесь первому встречному, да еще обладателю ненавистной вам сутаны, фактически в измене Короне? Вы еще не вывесили собственный флаг, но, чую, уже недалек тот день, когда колония объявит о своей независимости.