Ирина Якимова - Либитина (СИ) Страница 50

— Ты держишь свое чудовище на коротком поводке шипами внутрь и моришь голодом. Но даже в таком виде его размеры и сила впечатляют, — Нонус закупорил склянку и поднялся. — Мне не нужен фанатик, но нужно примерно представлять масштабы разрушений, если ты сорвешься.

— Я не сорвусь!

— Почему? Твой муж сорвался, и это было вполне естественно. Кстати, он по-своему любил Антею, верил, что спасает ее душу. Сейчас он мстит тварям за нее, убивая их.

— При этом он служит другу Вако!

— …А ты никому не мстишь, никому не желаешь смерти. Почему? Ты не настолько любила дочь? — Пронзительный холодный взгляд, высвечивающий всю ложь. Взгляд божественного судии. Но он не испугал меня.

— Я обещала Антее, что ее исцелят! — прорыдала я и закрыла лицо руками. Судия замолчал, сжал тонкие губы. Он терпеливо ждал, когда стихнет мой горестный плач.

— Разве любовь обязательно должна превращаться в ненависть? — спросила я тишину, успокоившись. — Пусть моя любовь останется любовью. Я не могу исцелить дочь, но я хочу исцелить других. Приход в Терратиморэ темных тварей был и моей ошибкой. Я была беспечна очень долго. И сейчас не хочу усыплять данные мне разум и силу местью, ненавистью! С Вако и Митто мы все равно встретимся, ведь они защищают то, что я хочу разрушить. Тогда и поквитаемся! Я не сорвусь, я уверена! -

Опять собственный яростный крик эхом зазвенел в ушах. Нонус пожал плечами.

— А я вот до сих пор в себе не уверен, — грустно признался он.

Что-то дрогнуло внутри, потянулось к нему. Что-то, чувствующее родственную душу, ту же боль, так же разбитые на осколки наивную мечту и приятную жизнь.

— Поэтому ты пьешь кровь отделенной от тела, из склянок? — хрипло, грубым от недавних рыданий голосом спросила я.

— Да.

— Думаю, мне стоит питаться также.

— Нет, — неожиданно резко. Нонус подчеркнутым движением обтер склянку платком и убрал в карман с моих глаз долой. — Такой уровень контроля голода доступен очень немногим, и срывы с него страшны. Они разрушают разум сорвавшегося быстрее, чем регулярные убийства людей. Впрочем, можешь пить жизнь хоть из пробирок, хоть напрямую в вену вводить, только прежде узнай свое чудовище в ярости и укроти его, как я.

— Что, убийство — обязательный элемент посвящения в твари?

— Обязательное условие обретения тобой определенной силы и знания.

— Я не хочу совсем перестать быть человеком, — голос так и остался грубым, грудным, в любой момент готовым сорваться на крик или стон. Узкие губы вампира разошлись в наиязвительнейшей усмешке.

— А разве люди не убивают? — риторически вопросил он.

Из аптеки мы возвратились к церкви Микаэля. Оттуда Нонус направил коней в поля Патенса к западу от Карды. Мы скакали прочь от разгорающейся на востоке полосы восхода. Отрекшийся от смерти теперь меньше контролировал марионеток, они бежали как-то рвано, нервно, будто бы бесцельно. Хотя нет, цель была одна — скорость. Ледяной зимний ветер разбивался о разгоряченную чужой жизнью кожу, в груди я чувствовала огромную горячую пульсирующую звезду. Раздуваясь, она заливала теплом все тело, сжимаясь, светила ярко, как настоящее солнце. Было тепло и хорошо, только знакомый холод начинал леденить кончики пальцев и немного тревожил.

Над головой черной кометой пронеслась птица. И еще, еще. Они сопровождали бег коней по воздуху, нервно и быстро маша крыльями. Знакомые движения.

— Твои соглядатаи, Нонус?

Первая птица подтверждающе каркнула.

«Стая птиц…» -

Это напоминание оставило горечь во рту. А Нонус не замечал изменения моего состояния. Обернулся, повеселевший от бешеной скачки и ощущения свободы, которое она дарила:

— Держись крепче. Обещанная ошеломляющая вещь…

Тень заклубилась туманом вокруг моего коня, она струилась как шелковое покрывало, окутывая силуэт животного, не касаясь, но приятно холодя бедра. С конем Нонуса происходило то же самое. Вот тьма, собравшаяся вокруг него, плеснула от спины в стороны и вверх и развернулась двумя широкими перепончатыми крыльями, и в этот же миг такие же черные разворачивающиеся крылья моего коня толкнули меня, прижали к шее животного. Дробный стук копыт прекратился, земля скачками, как на качелях, стала удаляться. У себя за спиной я ощущала махи громадных крыльев, ощущала так близко, так чутко, словно крылья были моими собственными. Конь Нонуса летел впереди. Белое пятно одежды вампира мелькало, когда крылья коня расходились в стороны. Они были воистину огромны, острые концы их терялись где-то среди звезд.

Постепенно я сумела устроиться с комфортом и, осмелев, глянула вниз. К сожалению, раздуваемая ветром юбка закрывала большую часть картинки, но я разглядела черную крупу домиков, кое-где горстями раскиданную по бескрайним снежным полям. Вдали, уродливым пятном плесени у подножия островерхих, льдисто блестящих гор, расположилась Карда с предместьями. Луч дороги Виндекса был виден даже отсюда, он завершался клыком вздымающейся к небу церкви Микаэля.

Бег по полям дарил лишь слабую тень того ошеломляющего ощущения свободы, которое охватило меня в полете. Хотелось закричать во все горло, расхохотаться. Так долго и ярко я никогда не летала во сне. Птицы сопровождали наш полет и выделывали диковинные пируэты в облаках. Но солнце уже очерчивало белым мелом край гор, и, как ни упивалась я ощущением полета, скоро пришлось закричать:

— Нонус, не пора ли возвращаться?

— День проведем в селении… — донес ветер ответ создателя. — И можешь не орать: твой конь и все птицы вокруг прекрасно услышат и шепот, а с ними и я.

Через пять минут мы снизились в темном и кажущемся совершенно нежилым селении. Кони остановились у большого дома в конце улицы, единственного, где в окнах горел свет и мельтешили людские тени, а в загонах мычала чующая наступление нового дня скотина.

— Это моя маленькая ферма, — сообщил Нонус, спешиваясь. Он совсем сбил меня с толку:

— Люди в доме, они… твои слуги? А животные — марионетки, как те…

— Наоборот! — разозлился создатель. После быстрого полета его белые волосы торчали во все стороны, как на нечесанном парике, хотя и моя грива, должно быть, выглядела не лучше. — Люди — мои марионетки, работают тут. А животные живые. Откуда у меня, по-твоему, полный погреб животной крови?

Я застыла в изумлении, и создатель, неправильно это расценив, рассердился еще больше:

— Что, подруга Королевы брезгует учителем, который трудится на ферме, как простой работник? — он подбоченился. — По-твоему, достойнее по потребности ловить на улицах города бедняков и раздирать их, как стая одичавших собак? Наверное, это больше похоже на вашу прежнюю беззаботную ленивую жизнь, благородная леди Эмендо?