Николай Бородин - Хозяин Пророчества Страница 50

Оцелот мягко улыбнулся:

— Поздно.

С оглушительным грохотом, заставившим людей на крыше замка согнуться и зажать уши, грозовой шар разорвался. И только великий маг стоял, любуясь деянием рук своих.

Созданное им заклинание оказалось своего рода коконом, из которого вырвались три громадных, диких, полупрозрачных, но от этого не менее смертоносных грозовых кота.

Одно чудовище, оттолкнувшись прямо от воздуха, прыгнуло к южным воротам, уже в воздухе выпустив когти. В то мгновение, когда кот только приземлился и встряхивался, Альтемир машинально заметил, что в холке он лишь чуть ниже гребня крепостной стены.

Два других зверя метнулись в сторону степных бестий. Когда это было необходимо, они легко проникали за созданные шаманами щиты, словно просовывали лапу в мышиную нору, но, уже преодолев защиту, разили без устали и пощады. Точно так же они пропускали сквозь себя и камни, которые метали союзники бестий земляные элементали, и стрелы, и атаки шаманов — вот только их ответные удары менее всего походили на прикосновения призрака. Разве только несущего смерть духа.

Воистину Радимир создал страшное оружие. Его заклинание попросту стирало врагов с лица земли — быстро и уверенно. Маги на стенах держали щит, благодаря которому коты не обращали свои хищные взгляды на город.

Но по мере того как уцелевших врагов становилось все меньше, грозовые звери все чаще проявляли нетерпение, оглядываясь туда, где лежал Долтар. В то же время многие волшебники были уже на пределе. Оцелот, оторвавшись от созерцания битвы, оценил обстановку и, решив, что оставшиеся жалкие кучки противников реальной опасности уже не представляют, поднял руку вверх. Щелкнул пальцами. Медленно, в абсолютной тишине развел руки в стороны и, глядя в пустоту перед собой, поклонился, больше сам себе, словно актер в конце хорошо сыгранной пьесы.

К этому моменту Альтемира на верхней площадке замка уже давно не было. Он не стал дожидаться момента, когда грозовые коты исчезнут, повинуясь мановению пальцев своего создателя. Он ушел, когда они только принялись за дело; все остальное он легко мог себе представить.

Паладина ждали дела. Много дел. Надо было заняться устройством в городе солдат, возвращением жителей в свои дома, позаботиться о раненых… Да мало ли чем, главное было делать, занять себя чем-нибудь.

Чтобы не думать о том, что ему теперь уже никогда не вернуться в лоно Церкви. О том, как же он доверял все эти годы своему наставнику, отцу Дио…

Так ведь и с ума сойти недолго.

Оцелот счел нужным оставить паладина в покое и не разыскивать его до самого вечера. Разумеется, он не мог пустить все на самотек, так что на всякий случай прикрепил к Альтемиру небольшое заклинание — ну чтобы юноша не наделал глупостей. К счастью, обошлось. Паладин с завидным рвением бросился размещать свой походный полк, участвовать в разборе завалов, заделывать проломы в стенах, оказывать помощь горожанам, осматривать перепаханные заклинанием Оцелота дороги и планировать их восстановление.

Короче, дел ему хватило до заката. В конце дня паладин, вооружившись мечом, отправился на тренировочную площадку, где и приступил к истреблению глиняных чучел с явной целью загонять себя до полного изнеможения.

В какой-то момент в некотором отдалении появился Оцелот. Сейчас маг, конечно, выглядел по-другому — в церемониальном синем плаще, шелковой одежде и сапогах с серебряными пряжками. Паладин, однако ж, никак не отреагировал на смену бывшим наставником стиля и по-прежнему уделял все свое внимание учебному пугалу. Чародей через некоторый период молчания почувствовал, что начинать разговор придется все-таки ему.

— Рад видеть тебя живым и здоровым.

Паладин, прищурившись, нанес чучелку страшный косой удар снизу вверх, снеся всю верхнюю половину. Оцелот покачал головой:

— Приятно, что тебе не приглянулась ни петля, ни бутылка.

— Вот тут ты неправ. — Паладин, по-прежнему не оборачиваясь, пристально рассматривал лезвие своего клинка. — Напиться я собирался, но не смог найти ключника и заставить его показать мне, где тут у кэра курфюрста винный погреб.

— Отлично, мой юный друг, если ты уже начал шутить, значит, все не так плохо.

— Ну до твоих шуток мне далеко, — мрачно заметил Альтемир. — Вот когда твой наставник, которого ты знаешь уже десяток лет и которому полностью доверял, вдруг скидывает свой образ, как маску, и превращается в мага — вот это настоящая хохма.

— Однако хочешь ты того или нет сейчас, но тебя надо было спасти. А ты теперь, разумеется, заявляешь, что не надо было, и вообще зря я старался.

Альтемир обернулся, подняв бровь:

— Спасти? От чего?

Оцелот набрал в грудь воздуха, одновременно скрывая в бороде улыбку: разговорить парня удалось, а дальше дело техники.

— Представь следующую ситуацию. Есть правитель, казненный за связь с демонами, — маг пристально смотрел на паладина, который резко помрачнел и уставился в землю, но сделал вид, что не заметил этого. — Есть его малолетний сын, вполне вероятно — отродье продавшегося демонам человека, вражье семя в чистом виде. Каковы шансы выжить у этого милого мальчугана? — Поскольку Альтемир молчал, Оцелот, выдержав небольшую паузу, как можно мягче проговорил: — И тут Хешелю совершенно внезапно — уверен, он до сих пор считает, что сам до этого додумался, — приходит в голову гениальная мысль. А что, если взять мальчонку в услужение Святой Матери нашей Церкви — ведь он будет сражаться во славу Бога-Солнца не только за идею, но еще и для того, чтобы делом доказать свою полезность, свое право на жизнь. К тому же у парня оказались неплохие задатки, и со временем он мог стать очень сильным паладином.

Маг, не отводя взгляда на Альтемира, снова сделал паузу, которую его собеседник полностью проигнорировал, даже не подняв глаз. Цокнув языком, чародей продолжил:

— Конечно, оставить его без присмотра нельзя, и тогда Хешелю приходит в голову еще одна гениальная идея — выписать парню воспитателя. Желательно опытного, верного Церкви священника, непременно из какого-нибудь дальнего монастыря — чтобы и сам к магам с опаской относился, и воспитанника своего от богомерзких волшебников на расстоянии удержать сумел. Вот только, — в голосе Радимира прорезались хитрые кошачьи нотки, — чем дальше монастырь, тем меньше в нем людей. А значит, и меньше труда тому, кто хочет изменить им память, вписав туда новый образ. Отца Диомира, к примеру. Настоятель того монастыря совершенно уверен, что они с Диомиром были друзья детства, даже помнит яблоню, с которой они вместе падали, улепетывая от садового сторожа. Вот так, вкратце, и состоялось рождение легенды.