Сергей Морозов - Приключения Красной Беретки Страница 50

— А деформированные люди богам не нужны. – заключила Келли.

— Они и людям не нужны. – сказал Историк.

— Я начинаю понимать, — сказала Беретка, — пытаясь избавиться от страданий, древние всегда умножали страдания. Потому что они были невежественны и отрицали божественность. Это было подобно сказочному проклятью. И это проклятье со временем расширилось, достигнув масштаба самоистребления. Орки построили мир бесконечных страданий, где каждое их действие вызвало лишние, никому не нужные страдания. Орки создавали себе такие жизненные правила, при которых они заведомо не выживали.

— А теперь — что удивляет, — Историк улыбнулся, — у орков были самые разные проблемы. И ситуация ухудшалась. Но когда орки пытались решить хоть какую‑то из проблем, ситуация становилась еще хуже. Все было против них…

— Может, не все, а только боги? – сказала Беретка.

— Боги не нарушают собственных правил, — скептически заметила Келли.

— Нет, главный ключ здесь – не божественное. Да, богиня отвернула лицо. Но она не могла этого сделать без серьезных причин. Хорошо, — Беретка задумалась, — после достижения какого‑то порогового значения хаос начинает увеличиваться. Он будет расти, несмотря на все наши усилия. Непонятно? Если у нас горит занавеска, мы можем ее потушить сами – и сохраним дом. Но если горит комната, мы ее не потушим, чтобы мы не делали, и дом сгорит. Орки вошли в штопор хаоса!

— А термин «хаос» исторический? – спросила Келли.

— Не очень. Не желательный в научной литературе.

— Я все‑таки под впечатлением, что орки – это и мы тоже, — сказала Беретка.

— Мы – не только орки. – Историк посмотрел вокруг, — Последние древние – это тоже мы. Да, в душе, определяющей время, присутствуют отличия. Но эта душа больше ничего не определяет. Были времена, когда душа определяла эпоху. Например, были эпохи, когда историю определяли люди, стремящиеся в даль физическую и духовную, а были, когда определяли верящие в мир как мир магии. А сейчас нет человека ни стремящегося, ни верящего. Более того, есть именно никакой человек. Этот никакой человек и определяет нашу эпоху.

— Подождите, — сказала Келли, но если просуммировать то, что мы орки, и то, что мы древние, получится, что мы — древние орки?

— Совершенно верно, — ответил Историк, — видите, если лишить историю дат, то из нее можно выводить весьма полезные заключения. А годами вычислять, когда именно была Троянская война – это не имеет смысла. Потому что эта дата не важна.

— Как масса частицы в коллайдере, — пробормотала Беретка.

— Но если мы есть древние орки, — начала Келли, — значит, нас ждет такое же будущее?

— А здесь история опять пасует. Главное – это определить «мы». Да, основную массу ждет. Но вам до масс особого дела, как я понимаю, нет.

— А уж массам до масс тем более никакого дела нет, — сказала Беретка.

— Давайте вернемся к «никакому человеку», — попросила Келли.

— Понятие «никакой человек» связано с красотой. Такое понятие, как красота… даже если эстетика… такие понятия не используются в исторической науке.

— Почему? Сколько всего творилось ради красоты! Та же Троянская война как пример.

— Действительно… но, наверно, считалось, что это не научно.

— Начинать войны из‑за красоты действительно не научно. Но их же начинали, — Келли улыбнулась.

— Это из науки как‑то выпало. Да из нее очень много всего выпало… Наверно, потому, что в последнее время из‑за красоты войн не начиналось.

— Последнее время – это не критерий. А исторической науке известно, что красивые люди более склонны к войнам, чем не красивые? Я думаю, что без дат и без карт история еще может существовать, — сказала Беретка, — но без понимания красоты, или эстетики… У истории есть закономерности. Закономерности остаются закономерностями без всяких дат, а последовательности остаются последовательностями. Более того, без дат их легче вычислять, потому что часы народов не обязательно совпадают с часами хронологии.

— Вы все время толкаете меня на запретную территорию, — грустно сказал Историк.

— Мы божественны, — размеренно и гордо сказала Беретка, — нам можно.

---

— Вы знаете… На самом деле у исторической науки есть свой скелет в шкафу. Дело в том, что вся эта наука имеет в основе один миф…

— Это сказка про Красную Шапочку?

— Да… кто вам сказал… ах, впрочем, эту тайну вы все равно не раскроете. Ее некому раскрывать. Я много об этом думал, и у меня появилось свое, особое мнение о Красной шапочке.

— Меня это жутко интересует, — сказала Беретка.

— Вы представляете, что такое вирус? Просто вирус, или компьютерный вирус. Не важно. То ли сказка о Красной Шапочке была вирусом, то ли эта сказка была носителем для вируса… Вирус – это вирус нелогичности, вызвавший мировую эпидемию. Потому нелогичность везде и во всем. После того, как эта сказка проникла в науку, из нее стала уходить логика. И стали уходить люди, приверженные логике. И всё, всё стало нелогичным.

— А логике можно научить? – спросила Келли.

— Я думаю, правилам логики научить можно, — сказала Беретка, — но люди резко делятся на две группы: одни применяют логику, а другие не применяют. Правилам научить можно, а свободному применению – нельзя. Я думаю, способность логического подхода – она врожденная. Как и любопытство.

— Я соглашусь, — сказал Историк, — если бы логике можно было научить, в гуманитарных науках все бы давно научились применять логику. Логика – это главное! Такое мое скромное заключение. Но они не научились. Они именно потеряли логику. А в этих науках есть только массив данных и логика!

— Логике нельзя научить, как и любопытству, — сказала Келли.

— А сказка про Красную Шапочку нелогична, — вспомнила Беретка.

— Она совершенно нелогична. И насколько она нелогична, настолько нелогична современная историческая наука. Потому что сказка есть фундамент.

— Но как эта сказка оказалась фундаментом исторической науки? — спросила Келли.

— Понимаете, после того, как ради политкорректности были отменены даты, на это место нужно было что‑то поставить.

— А какой была древняя система?

— В древние времена летоисчисление определялось цифрами. Но поскольку у разных народов были разные цифры, было решено от цифрового летоисчисления отказаться. Разные системы летоисчисления могли вызывать конфликты и были политически некорректны – люди могли болезненно воспринимать год, написанный чужой цифрой. Более того – с цифрами были связаны негативные события в жизни народов, которые тоже могли оскорбить чьи‑то чувства. Поэтому были принята существующая сейчас система двенадцати животных. Сейчас год быка, за ним будет год тигра. Через двенадцать лет круг повторится. И никаких конфликтов. Но тоже никому этого не говорите… Не то что секретно, но… сами понимаете.