Гори, гори ясно - Карина Вран Страница 51

— То есть, вы внезапно поняли, что не бессмертные, — я усмехнулся без тени веселья. — И не самые-самые, потому как какой-то выскочка оказался удачливее вас. И теперь вы гадаете: а в удаче ли дело? Кстати говоря, упоминать Федю Ивановну в такой форме... слегка опрометчиво, вам так не кажется? Да, Семен Ильич, если вас не затруднит, передайте ей от меня поклон.

Обозначил наклон головы для пущей искренности.

— Непременно, Андрей, — закивал подполковник. — Она с нами недавно связывалась. Упоминала, что была бы рада вашему визиту.

Мысленно поставил себе галочку: до отъезда в деревню заехать к Палеолог. Да, мне претит отношение специалиста по древностям к обывателям. И все же, узнать, что дало наблюдение за матерью моего несостоявшегося убийцы, стоит.

— Как мило! — всплеснула руками дама червей, захлопала густыми ресницами. — Сейчас пущу слезу. Ты со всеми милый и пушистый заинька, только к нам одним жопкой поворачиваешься?

— Бэл, — укоризненно взглянула на подручную дама пик. — Довольно. Вообще, отношения Ковена и старой паучихи посторонних не касаются.

Я дернул плечами, признавая, в целом, ее правоту.

— Ты весьма прямолинеен, настолько, что прямота граничит с грубостью, — Власта уставилась на меня. — Это молодость, юношеский максимализм, принципиальность. Я тоже была молода, горяча и наивна, могу понять. Прими совет: иногда лучше прикрыть свой рот и раскрыть... да хоть бы и кошелек. И поступиться принципами во благо общему делу.

На мой рассудок явно действовал недосып, потому как после слов: «Прикрыть свой рот», я тут же додумал: «Раздвинуть ноги», — а не то, что ведьма выговорила на самом деле.

И картинку воображение мгновенно зарисовало.

— Принципы, — я хохотнул. — Слышал я о замечательном принципе, по нему в той же Европе в не самом далеком прошлом многие жили. Ведьме — пламя. Или, на чуть более современный лад, каждой ведьме по костру.

Белава порывалась что-то вякнуть, так что я погрозил ей пальцем. Удивительно, но сработало: ведьма промолчала.

— Ничего личного, как говорил один мужик, собираясь меня прикончить, — подмигнул светловолосой. — Просто меня еще в детстве учили, что продавать свой труд за деньги — это работа, продавать свое тело за деньги — проституция, а принципы продавать — бесчестие. Низость, а низкие люди ничтожны, одноразовы, как вон та салфетка, — я махнул рукой в направлении белой скомканной бумаги, которой недавно вытирала лицо Злата. — Их используют и вышвыривают.

Не ожидал, что Власта после моей импровизированной речи зарукоплещет.

— Как хорошо сказано, — она чуть подалась ко мне, прищурилась, точно кот, стянувший и успешно слопавший целую рыбину. — И как хорошо тебя воспитали. Браво! Слышала, Златочка? Чеслав не стал бы из жалости брать в ученики пустозвона с функцией зажигалки, и не тебе тягаться с ним в дальновидности.

Злата снова начала бледнеть, ее тонкие пальцы сцепились в замок, а голова опустилась.

— Я допустила ошибку, — проговорила-прошептала златовласая ведьма.

— И не одну, — отмахнулась Власта. — Андрей, хочешь, я ее тебе подарю? Погоди отказываться, — рассмеялась она, когда я затряс головой и замахал руками. — Не насовсем, на годик-другой. Захочешь, будет греть тебе постель. Готовить, обихаживать тебя. Или ковриком придверным лежать, чтоб тебе мягко ступалось. Ведьма она слабая, характер вздорный, но ты прикажешь молчать — и слова от нее не услышишь. А как срок выйдет, глядишь, прибавится в ней разумения, воспитания и понимания своего места под Луной и под солнцем.

Верховная обращалась ко мне, но что-то мне подсказывало, главным адресатом этой речи была Злата. Проштрафившаяся ведьма была белее салфетки, ее трусило, ногти впились в кожу чуть ли не до крови.

И при этом очевидном воспитательном моменте, если б мне взбрело в голову ответить: «А давайте», — Ковен в лице Власты действительно передал бы мне златовласку. Главная ведьма не говорила ничего, что не готова была воплотить в жизнь.

И лишним подтверждением являлось отсутствие «искорок» от коня моего огнегривого. Он вообще ни разу не «искрил» с начала встречи.

— Премного благодарен, но нет, — перевел я на корректный язык «в гробу я вас видал с такими предложениями», затем постучал указательным пальцем по циферблату. — Время. Оно уходит, а я так и не услышал, ради чего мы вместе собрались.

Такими темпами, если хождения вокруг да около затянутся, то я не смогу перекинуться словечком с законниками. Что плохо, ведь говорить с ними при ведьмах неохота, но и откладывать разговор негодно. Мне от них информация нужна, причем желательно — вчера.

— Нас режут, жгут, мозжат черепа, — Власта прервалась, чтобы налить себе вина и выпить одним махом. — Нас — детей Ночи. Знаешь, в чем ирония, огневик?

Молча покачал головой.

— В том, что никто не ищет союзников, чтобы вместе дать отпор общему врагу. Одни отсиживаются в кустах в надежде, что до них не доберутся. Другие вывозят из города семьи и сбережения. Третьи в гордыне своей не видят ничего дальше кончика носа. Мне пришлось покупать — покупать! — информацию. Ни один не сел со мной за стол и не сказал: «Власта, так оно и так».

Дама пик сжала пустой бокал с такой силой, что стекло не выдержало. Хрустнуло, раскололось на осколки. По руке побежали тонюсенькие струйки крови.

Дама червей охнула, помчалась к главе Ковена. Привстал с отвисшей челюстью Сергей, а подполковник кашлянул и придвинул соседке по столу салфетницу.

— Пустое, — сомкнула веки Верховная. — Эта кровь не нарушает договоренности. Оставьте эту суету.

Власта махнула рукой. Окровавленные осколки отправились на пол, где уже столько всего валялось, что хоть картину пиши. Маслом.

— Помнишь, что ты сказал той дуре? — Верховная раненой рукой указала на Злату. — «Закон натравить на ведьм, ведьм на закон». В этом есть смысл. Каждая убитая ведьма рушит хрупкое, что то стекло, равновесие. Мы против убийц? Или против ищеек, которые этих убийц не находят? Недоверие множится, нарастает снежным комом. Превращается в гнев. Тут даже уместно слово — праведный, хотя, казалось бы, где мы и где праведность?

— Не скажу, что рад своей правоте, — сказал