Сказание об Иле - Альберт Иванович Калинов Страница 51

– Не замечал Каула того, что моим глазам открылось сразу. Он родитель и дочь свою старался уберечь. О дочери он думал постоянно, о ее судьбе. Не хотел того, что бы она дни свои провела в лишениях с ним, подальше от места тайного, опасного ее отправить скорее он желал. Им я и отправлен к вам. Каула звать его, земля его зовется Иль. Он сам под стать мудрецам и послал меня, рассчитывая на мудрость народов Летучей Рыбы. Сказал, что коль предупреждение предков нам известно, то и решать, что делать, теперь нам надо сообща. С этим к вам я шел. Но говорил он так, не зная, что нет теперь трех народов, живущих вместе, и прежних мудрецов. А есть теперь здесь вы, и посему, пока не будет мира, не будет тишины. А без нее никак не справиться с ребенком. А значит, не те вы кому решать его судьбу.

– Ты говоришь, что он погубит все, что в этом мире есть живого? Хм…

Так враг он, коль нам грозит. Мы же из родов тоуркунских, кхарских. И знаем, чему быть! Теперь никаких других народов Летучей Рыбы нет, есть один тоуркун! Когда взяли мы Мыс Дождя и власть свою на нем установили, нашли мы тайные проходы, ведущие к другим мирам. Закрыты они пока от нас, но мы их обязательно откроем. Те подземные миры чудесны. Мы видели живущих в них. Они предупреждали нас не бояться детских слез. Истемники… ты слышал о таких?― На этих словах глаза говорившего сверкнули. – В одном твой чужеземец прав, что через тебя он обратился к нам, и тайна ваша теперь открылась. Как видишь, твой Каула мудрый не мудрее оказался рыб, что в озере кишат, а предупреждение твоих предков пусть напугает лишь тебя и чужеземцев тех, что рыбака сюда послали. Того ребенка в колыбели мы найдем. За него истемники нам обещали открыть те тайные врата. Вот так решим мы все твои проблемы.

– Глупцы вы! – неистовствовал Сенака.

Его ударили опять, и он упал.

Первый тоуркун посмотрел сверху на Сенаку и стальным голосом подвел черту словам:

– Ну что же… Значит, нам нужна она, не ты. – Ты слышишь? Глупец здесь только ты, а нам обещано другое. Но мы чужие интересы чтим. К примеру, те тумгеры или волтны, что помогали нам, отпущены и нас, поверь, благодарят. Вот и для тебя мы приготовили подарок. Конечно, мы не в силах вернуть теперь обратно все, что было прежде, да и не хотим. Что может быть теперь для нас желаннее власти? Ее сполна мы получили, да и еще получим, даже жизнь не равноценна ей. Ты должен понимать, что значит быть над всеми. Хотя куда тебе… – заулыбался главный тоуркун, глядя на лежащего в пыли пленника. – Я дам тебе возможность прямо здесь своею властью насладиться. Дай же вырваться природе темной наружу из себя. Я для тебя подарок приготовил и думаю, ему ты будешь рад.

Один из сидевших рядом с первым тоуркуном властителей поднялся и багром ударил по носу корабля. Гул металла разнесся во все концы. Из-за темно-синей ткани, что висела на стене, показалась женская фигура. Хоть и не было здесь света, но ее узнал Сенака сразу, то была Каяна. Не обращая внимания на него, не спеша и как будто красуясь, подошла она к тому, что в центре восседал, и, обняв его, уселась рядом.

– Ты узнал ее?

– Нет, я ее не знаю.

Тогда Каяна, поднявшись с места, подошла к Сенаке и, улыбаясь, встала перед ним во всей красе.

– И теперь ты не узнаешь меня, рыбак? – властно и одновременно игриво заговорила она с ним.

– Нет, тебя не знаю я, – твердо ответил ей Сенака.

– Ради меня погубила она того торговца жемчуга, что хотел на ней жениться, и собственную тетку отдала в руки экзекуторов, ― сказал главный тоуркун. ― И тебе уготована была такая же судьба, но по случайности ее ты избежал. Над твоей любовью вдоволь насмеявшись, она рассказывала мне о тех словах, что ты ей говорил, о том, как верил ей. И как противен ты ей был. Да, да, в то время, когда тебе обещала встречу и не приходила на нее, она была со мной. Во мне властителя земель вот этих угадала сразу, и власть моя ее ко мне влекла. Ты слышишь меня, рыбак? Это она – источник твоих бед! Из-за нее сидел ты в ящике и яме, да и продали тебя из-за нее! Бери ее, теперь она твоя, и примени к ней власть, какую хочешь! Отомсти, а хочешь ― так убей!

При этих словах Каяна вздрогнула, поменялась в лице и как кошка набросилась на сидящего в центре первого торкуна.

Оскорбляя его, она когтями вцепилась ему в одежду и в лицо; ее схватили, но прежде успела она с яростью швырнуть в него чем-то тяжелым, что сорвала с шеи у себя.

– Уберите от меня эту копченую кошку! Меня от копченого тошнит! Веревку на нее! Веревку! – схватившись за рассеченное лицо, орал первый тоуркун. – Так берешь ты эту девку? Я отдаю ее тебе.

– Ее не знаю я, – стоял на своем Сенака.

– Ты отказываешься от моих подарков? Ты горько пожалеешь об этом, рыбак. И яма та, что была тебе тюрьмою, и все лишения, в которых годы ты провел, покажутся тебе теперь глупостями, по сравнению с тем, что уготовано тебе. Когда свою гнилую кожу ты, тумгер, увидишь висящей рядом на крюке, надеюсь, вспомнишь о моих словах.

С тайного прохода сдернули погребальное полотно и кинули в него ревущую и брыкающуюся Каяну. И, быстро смотав его, оставили лежать. Затем настал черед Сенаки. Его связали и также оставили лежать.

– Видел ли ты когда-нибудь, как серая пискуха, свою спасая шкурку, бросается в первую попавшуюся нору иль щель? Скрываясь от лисицы той, что настигает, в надежде используя свой последний шанс? Вообрази себе: когда спасение кажется ей близким, когда опасность уж позади, юркнув внутрь, она вдруг натыкается на два горящих черных глаза, то горностай ждет ее в норе. Так видел ты? – напоследок наклонился к лежащему в пыли Сенаке первый тоуркун.

– Я рыбак, а в воде серые пискухи и горностаи не живут.

– Так увидишь.

Следом все быстро удалились. Сенака слышал, как закрыли дверь.

Перекатившись с