Андрей Дай - Искра Зла Страница 51

Шаман степенно поклонился одновременно принцу и мне, одними коленями развернул кобылку и ускакал.

— Не убежит? — глядя в спину старику, спросил Ратомир.

— Нет.

— Я думал, хоть в степи все просто. Здесь мы, там враги… Где ты его нашел?

— Он один из шаманов. Они ритуал призыва великих духов готовят…

— Это не опасно?

— Нет. Я обещал им помочь… У меня тяжко на душе, принц. Лонгнаф и Гэсэр — чудовищная смесь. Дамир в большой опасности…

Командир сложил руки на груди и долго-долго вглядывался в голубеющую полоску горизонта на юге. Словно видел стоящий там город, окруженный сонмами врагов.

— Следопыт этого и добивается, — совсем тихо и как-то жалобно выговорил наконец он. — Хочет, чтобы мы бросились на помощь Дамиру… Позабыли об Эковерте… Растратили силы.

И вздохнул. Так тяжело, что у меня в сердце кольнуло. Два года принц жил только мечтой об этой армии, о том, как вернется на родину и, опираясь на меч, сядет в отцов трон.

— И бросить Дамира нельзя, — простонал он.

— Нельзя, — эхом повторил я.

Обнаженные по пояс воины бросили бревна, которые тащили к сооружаемому частоколу. Кашевары звали строителей отобедать. От одного из многочисленных костров в нашу сторону направился Велизарий.

— Ладно, — печально улыбнулся Ратомир, глянув в глаза. — Скачи к своим шаманам. Вечером будем думать.

Старцы ждали. Сидели на своих местах в гигантском составном знаке, свернув ноги в невероятные каральки, и молчали. Угол руны ветра пустовал.

Я снял перевязь с мечом, скинул колчан и повесил все это на седло. Было страшно. Гораздо больше, чем перед боем. Почти так же, как на горе Судьбы, когда одичавшая собака устроила на меня охоту.

Неспешно прошел к оставленному мне «языку» звезды. Присел на корточки и убрал с изображения переплетенных рун лишние, по моему мнению, черты. Шаманы внимательно следили за моими движениями из-под полуприкрытых глаз, но ничего не говорили.

Тянуть больше было нельзя. Я сел, ощутив неприветливую жесткую осеннюю траву под собой, и положил руку на знакомый с детства знак.

— Я готов.

Древнейший завыл свою песню. Остальные четверо тут же подхватили. Я мычал, стараясь попадать в сложный, непредсказуемый ритм.

С пальцев на тонкие глиняные полоски потекла сверкающая небесной лазурью сила. Лицо Онгона, расположившегося справа, снизу было подсвечено алым огненным ручейком. Остальных видно было плохо, но круг, в котором сидел старший из старцев, все сильнее наливался пронзительно-белым.

Ритм чужестранной песни затягивал. В какой-то момент я перестал чувствовать траву, на которой сидел, и холод глины пальцами. Исчез тугой бродяга-ветер, дувший прежде со стороны степи. Потом пропал и весь мир.

Я испугался было, что уснул, не дождавшись конца ритуала. Но тут же, повертев головой, увидел сидящих на своих местах стариков. Только знакомого мне пейзажа вокруг не было. Ни строящегося острожка, ни серой громады крепости, ни холмистой степи до самого горизонта…

Мы сидели на ослепительно-белой, словно скорлупа гигантского яйца, ровной поверхности. И возле каждого из нас стоял человек, лица которого, как ни вглядывайся, запомнить оказалось невозможно.

— Забавно, — голосом моего отца сказал тот, что оказался около меня. — Удивительное единение. Лучник из леса в компании с лесными шаманами… Впрочем… Леса всегда требовали повышенного внимания…

— Эгхм… — я боялся, что не смогу говорить, но попытаться стоило. — Ты дух Ветра?

— В какой-то мере, — согласилось существо. — Я… гм… все духи этого мира.

— Дух Мира?

— Подходяще, — развеселилось оно. Уж мне ли не знать оттенки отцовского голоса. И хотя лица увидеть не получалось, я отчего-то знал — ему весело.

— Ты Спящий?

— Ну, как видишь, нет.

— Ты тоже Бог, как и они?

— Бог? — оно снова смеялось. — Те, кого вы называете Спящими, не Боги. Создатели — да. Демиурги. Но не Боги.

— А ты? — от звука собственного голоса внутри вибрировала струна затаенного ужаса. Я говорил с неким высшим, непостижимо всемогущим существом, и оно отвечало на мои вопросы.

— Некоторые народы мира называют меня богом, строят храмы и выдумывают ритуалы в мою честь…

— Тебе не нравится?

Существо на миг умолкло.

— Когда создатели ушли и наступил Хаос, многие племена и народы были полностью истреблены. Часть вымерла сама, — с грустью в голосе выговорил он наконец. — Вера — великое дело. Я тешу себя надежной, что пока люди верят, будто Боги не совсем их покинули, в моем мире будет больше порядка.

— Так что? Бога вообще нет?

— Мои создатели считали, что есть…

Я не знал, о чем говорить дальше. Сказанное следовало обдумать, но сердце стучало как бешеное, в глазах плыли темные пятна. Умные мысли покинули растерявшуюся голову.

— Не волнуйся, — мягко сказало оно. — Ты здесь, чтобы просить. Так проси. Ваша компания здорово меня заинтересовала… Необычное единение сил и интересов.

— А о чем можно просить?

— Не знаю, — смутилось оно. — У меня нет такого опыта… Обычно просят чего-то, что, по их мнению, не могут сделать сами… Вон тот скрюченный старик хотел бы попросить еще лет пять жизни. Хочет увидеть рождение правнуков… Вон тому, в синем халате, хочется знать больше о методах слияния знаков силы. Тот озабочен судьбой своего сына. У того все мысли о мести и воздаянии. Твой знакомый… весьма интересно!

Дух мира замер, словно прислушиваясь к чему-то, слышному ему одному.

— Но попросили они все одно и то же, — удовлетворенно выдохнуло оно. — Ты не из их народа. Так что можешь просить нечто свое…

— А за других можно просить?

Оно пожало плечами.

— Попробуй.

— Я бы хотел попросить тебя помочь Ратомиру. И не потому, что он не справится сам. С нашей помощью… А… Понимаешь, есть еще Лонгнаф…

— Слушаю.

— Следопыт спас мне жизнь… А нам… принцу… Нам, чтобы победить, придется перешагнуть через труп Лонгнафа…

— Ты просишь за Ратомира — это понятно. Но правильно ли я тебя понял? Ты просишь за человека, служащего Искре Зла?

Скорлупа мирового яйца исчезла. Я снова сидел на жесткой траве в компании седых степняков. И ветер снова трепал мои отросшие за время похода волосы. А внутри была странная пустота, какая бывает после того, как долг выполнен и обязательства больше не сковывают душу.

Я поднялся и, пошатываясь, отправился к ласково щурившейся соловушке. И очень надеялся, что мне не придется выбирать между Ратомиром и Лонгнафом. Не очень-то я поверил словам Духа Мира, отказывающегося считать себя Богом. Старики говорят: Боги — большие весельчаки, и порой их шутки оставляют привкус крови во рту.