Джон Барнс - Вино богов Страница 51

Седрику и Бонифацию оставалось одолеть последний лестничный пролет. Старый премьер-министр понимал, что король намекает на какие-то тайны, ведомые лишь членам королевского семейства, и потому, думая о том, какие записи ему предстоит сделать вечером в дневнике, Седрик спросил:

— Но как короли обретают подобные знания?

— Мы читаем, — коротко отозвался Бонифаций, когда они остановились у двери, ведущей в тронный зал.

Там уже собрались почти все члены военного совета. Советники нервно расхаживали по залу и тревожно переговаривались под военным флагом — огромным полотнищем с изображением Руки и Книги. Этот флаг вывешивался в тронном зале в дни государственных бедствий. Бонифаций выпил бокал вина, закусил сыром, а затем приветствовал вельмож, прибывших из отдаленных провинций, и только потом перешел к делу.

Прибыли многие благородные особы, из которых в первую очередь следует отметить лордов, обитавших к югу от Железного озера. Именно эти земли должны были принять на себя первый удар войска Вальдо, если бы тот двинулся на Королевство через Айсотское ущелье. Присутствовали и лорды из других краев. Среди них был и престарелый граф, много лет исполнявший роль отца Каллиопы. Лицо его выражало столь неподдельную печаль, что Седрик разволновался: выполнит ли граф обязательства, возложенные на него войной? Другие аристократы расхаживали по залу. Некоторые из них напустили на себя скучающий вид и разговаривали исключительно о живописи и садоводстве. Другие старались держаться браво и болтали об охоте и театрах, и лишь немногие сидели спокойно и печально посматривали на своих соотечественников, с грустью думая о том, скольким жизням суждено прерваться, скольким землям сгореть в огне пожарищ. Эти не притворялись, не играли никаких ролей, они считали, что главное — остаться самим собой.

Естественно, среди собравшихся находились и сэр Джон Слитгиз-зард, и герцог Вассант. Теперь все знали, что они — верные соратники принца, и никто не сомневался в том, что когда Аматус станет королем, они обеспечат ему всяческую поддержку и защиту. Оба они настолько подходили для этой работы, что им никто не завидовал. Наоборот, все испытывали облегчение при мысли о том, что разбитные товарищи юности принца превратились к поре его зрелости в настоящих, несокрушимых, надежных друзей. Они сидели рядышком. Герцог поглощал вкуснейшие пирожные, от которых просто не смог отказаться, а сэр Джон прихлебывал крепкий чай нового сорта, который только-только начали ввозить в Королевство с востока через Великую Пустыню.

— Вот интересно, — задумчиво протянул сэр Джон, — откуда в нашей сказке взялся чай? У меня такое ощущение, что такие сказки должны быть постарее чая.

— Знаешь, главное, чтобы древность присутствовала. Всякая древняя вещь — а древность не всегда измеряется годами — таит в себе удивительные запасы времени, — изрек герцог, старательно облизывая с пальцев нежный крем и всей душой мечтая о том, чтобы его не тянуло столь неодолимо съесть еще одно пирожное. — Так всегда говаривал Голиас. Понятия не имею, что бы это могло значить, но похоже, это и есть ответ на твой вопрос.

Сэр Джон кивнул. Он по опыту знал, что лучшие ответы звучат именно так.

Тут как раз в тронный зал вошли Психея и Кособокий. Похоже, появление Спутников принца всех порадовало.

А вот появление самого принца — наоборот. Аматус и Каллиопа вошли в зал вдвоем. Принц был одет подобающе случаю — в полукамзол, штанину и невысокие парадные туфли. Правда, почему-то возникало впечатление, что одевался он впопыхах. Каллиопа же явилась такая растрепанная, что внешность ее буквально кричала о том, что она только что встала с постели. Все присутствующие вытаращили глаза и уставились на вошедшую парочку.

Старик граф кинулся к Каллиопе и отвесил своей мнимой дочери увесистую пощечину, прозвучавшую ударом в барабан. Слезы набежали на глаза Каллиопы, но она выпрямилась, вздернула подбородок и гневно воззрилась на графа. А граф обратился к принцу:

— Ваше высочество, я служил вашему деду и служу вашему отцу. А теперь, похоже, моя дочь решила служить вам особым образом. За свои раны, полученные в боях, я должен благодарить вашего деда. За ущерб, нанесенный моей казне приготовлениями к войне, я должен благодарить вашего отца…

А за удар, нанесенный моей чести, ваше высочество, и чести всего моего семейства, я остаюсь вашим подданным, настолько, насколько должен. Но не более того. Дружбе между нашими домами, хотя мне терять больше, чем вам, — конец, и она не возникнет вновь. Можете забрать себе эту потаскушку, плоть от плоти моей, и делайте с ней, что вам заблагорассудится. Пусть станет вашей игрушкой, пусть будет костью для собаки, свиной тушей для мясника. Я не желаю оставаться на вашем совете.

С этими словами старый граф сорвал с груди орден, полученный им за заслуги в сражении на Колокольном Побережье, — тяжелый золотой медальон, каких в Королевстве было всего-то восемь штук. Все присутствующие в зале замерли в ужасе от того, что ожидали увидеть. А граф плюнул на орден, швырнул его к ногам Аматуса, развернулся, сверкнув самоцветами на алой шляпе, и вышел из зала. Тяжелая дубовая дверь с громким стуком захлопнулась за ним.

Тут же поднялся ужасающий шум и гам. Седрик кричал и призывал собравшихся к порядку, попутно отдавая приказы, противоречащие один другому. Каллиопа разрыдалась и упала на грудь Аматусу. Поддерживая единственной рукой, принц бережно вывел девушку из зала. Король Бонифаций принялся эхом повторять приказы Седрика, в особенности ему удавались распоряжения, противоречащие приказам премьер-министра. Все это время в тронный зал кто-то входил, кто-то выходил. Двери поминутно хлопали с ужасающим грохотом.

Стоя на страже в углу зала, Родерик, всегда присутствовавший при важных событиях во дворце, не смущаясь, плакал навзрыд от стыда, но при этом думал о том, что перед его глазами только что разыгралось действие первое, сцена вторая из пьесы «Трагическая смерть Бонифация Добродушного».

Одним из первых из зала ускользнул сэр Джон Слитгиз-зард. И конечно же, как только он успел затаиться за ширмой в потайной комнатке за троном, дверь отворилась вновь, из комнаты вышел некто, очень красиво одетый, и устремился вверх по лестнице.

Сэр Джон бесшумно проследовал за незнакомцем до кладовой, расположенной в одной из башен.

А потом он выхватил шпагу и распахнул дверь.

Незнакомец все еще сжимал в руке перо, а к его камзолу прилипли обрывки тонкого шнурка, которым он привязывал записку, но вот почтовый голубь наверняка улетел — его клетка была пуста. Сэр Джон рванулся вперед и проткнул шею незнакомца шпагой. Изменник рухнул на пол.