Иней Олненн - Быль о Холодном Огне Страница 51

Он сидел в железной клетке посреди лагеря наемников. Десятки крытых повозок составляли круг, в центре которого возвышался шатер из шкур, над шатром развевался стяг вождя. Догорали костры, около них вповалку спали степняки. Дарк попал в самое их логово. Знают ли они, что их пленник — ормит?

Шансов остаться в живых у Дарка не было. Он остался один, лишился руки и, что самое страшное, лишился Гуннхвара.

— Проклятье, — прошептал он. — Да лучше смерть, чем такой позор.

И снова впал в забытье.

Сильный удар под ребра заставил его поднять голову. Над ним возвышались трое степняков — двое с боевыми топорами, один — с мечом.

— Вставай, — сказали они.

Дарк не пошевелился. Тогда к его горлу приставили клинок. Нажали. Ормит почувствовал, как по груди побежала теплая струйка крови. Когда и после этого Дарк не поднялся, его просто подхватили под руки и потащили к шатру. От боли, пронзившей все тело, у него потемнело в глазах. Его бросили на землю, к ногам вождя. Когда круги перед глазами разошлись, Дарк поднял голову и смог разглядеть его.

Сын бескрайних степей и бесконечных дорог, вождь был приземист и широкоплеч, он казался высеченным из единой каменной глыбы. Смуглое, испещренное шрамами лицо обрамляли две тонкие косы, сплетающиеся с бородой. Голова была непокрыта — настоящий воин сражается с непокрытой головой, а этот степняк был настоящим воином. Широкую грудь защищал панцирь, поверх него висели медные и кожаные амулеты. Вождь сидел на походной скамье, держа на коленях короткий кривой меч.

Глаза авриска и глаза степняка встретились. Взгляд молодого воина скрестился со взглядом опытного.

— Назови свое имя, — громко велел вождь, голосом, привыкшим отдавать команды на поле боя.

Слегка пошатываясь, Дарк поднялся на ноги.

— Мое имя скажет тебе многое и не скажет ничего, — ответил он. — Пусть оно останется при мне.

Вождь некоторое время молчал, и молчали его воины, сгрудившись позади Дарка.

— Ты храбро бился, — наконец сказал вождь. — Мой народ уважает достойных противников. Ведь из всей деревни в живых остался только ты.

И пристально взглянул на пленника, желая увидеть отчаяние на его лице, но не увидел ничего.

— Ты отдал прачи многих моих людей, — сказал вождь, но без сожаления.

— Смерть ему! — крикнул кто-то.

— Смерть! — потрясая оружием, заревели наемники, и несколько человек схватили Дарка.

— Тихо! — подняв руку, крикнул вождь.

И сразу наступила тишина.

— Оставьте его.

Степняки нехотя отпустили Дарка, и тот упал на землю.

— Мы уважаем достойных противников, — повторил вождь, — так велят нам вечувары и души предков.

И он указал на стоявшего под навесом из ветвей идола — безмолвного деревянного истукана с черными дырами вместо глаз и прорезью вместо рта. У идола не было рук и ног, а все тело испещряла руническая вязь. Дарк сообразил, что перед ним — вечувар из древней Махагавы, оберег рода, которому поклонялись, быть может, и его предки. Дарку стало холодно. Он богам особенно не молился, признавал их силу, но никогда ни о чем не просил. А сейчас смотрел на вечувара, что был древнее их эльямаров — или это и был первый и настоящий облик бессмертных?.. — и просил у него помощи и защиты.

— Ты храбрый воин, авриск. Сразись с одним из моих бойцов и, если победишь, я подарю тебе жизнь.

Дарка мутило от боли, тлеющей в руке, но он в который раз поднялся на ноги, вытирая кровь с рассеченной губы.

Увидев того, кто бросил ему вызов, понял, что обречен.

На поединок вышел великан. Дарк считался высоким, но этот был выше его на целую голову и гораздо шире в плечах. Будь Дарк не ранен и с Гуннхваром в руке, и тогда ему было бы трудно тягаться с ним. Степняки славились упорством и выносливостью, их с рождения приучали к холоду и боли, щиты были их колыбелями, а игрушками — мечи и кинжалы. Дарк попал не к тем степняками, через пьяные тела которых он презрительно переступал на постоялом дворе в Ютвите, нет, здесь были те, чей удел — война.

— Дайте ему меч, — велел вождь.

Меч оказался не ахти какой — чересчур тяжелый, с грубой рукояткой, которая неудобно легла в ладонь.

— Бейся, — сказал вождь.

Выбора не было. С безжалостным лязгом встретились мечи, и воины закружили друг против друга, огибая сложенный из бревен костер, который Дарк инстинктивно старался сохранить за спиной.

— Убей его, Шерк! Убей! Снеси ему голову!

Рев оглушил Дарка, в него начали швырять камни, объедки, палки, кости, он не обращал внимания, сосредоточившись только на своем противнике. Левая рука его работала хуже, нежели правая, но выбирать не приходилось. Степняк наступал, орудуя мечом, как дровосек. Уже несколько раз он мог сразить Дарка, но в последний момент отступал, нанося лишь неглубокие раны. А десятки глоток восторженно орали:

— Давай, давай, выпусти из него кровь по капле!..

Дарк слабел. Отбросив в сторону меч, степняк нанес ему несколько ударов в лицо и живот, а когда Дарк упал, долго бил сапогом под ребра. Смех, визг, улюлюканье плескались вокруг них.

— Шерк — победитель! — орали степняки.

Залитый кровью Дарк попытался подняться, и великан в последний раз ударил его в лицо. Дарк отлетел на несколько шагов и рухнул прямо в горящий костер.

Он лежал в огне, но огонь не трогал его, и смех вокруг быстро стих. Онемевшие степняки смотрели, как пламя обняло неподвижное тело, высушило кровь, текущую из ран, и теперь нежно ласкало, вылизывало, как зверь — своего детеныша.

— Да ведь это же ормит! — волной пронеслось среди степняков, и первые отшатнулись, сбивая последних, словно сама богиня смерти явила им свой лик.

— Загасить пламя!

В костер тотчас вылили ведро воды. Огонь зашипел и притих. Вождь с минуту раздумывал, как поступить с пленником — убить немедля или передать в руки Черного Короля. Выбрал последнее.

— В клетку колдовское отродье! — велел он, и полог из беличьих шкур упал за ним.

…Ночью все иначе. Ночью обостряется чувство страха и опасности. Просыпаются многочисленные демоны и химеры — порождения человеческих душ. Дремавшие при дневном свете, теперь они выползали из своих убежищ, чтобы мучить и терзать хозяев. Ночь — время острого нюха, крови и обманчивых видений.

Над деревьями одиноко висел узкий серп зарождающейся луны, чей лик никогда не омрачают бренные заботы людей. Он равнодушно взирал на раскинувшуюся в чистом поле большую стоянку, заглянул в повозки, в которых спали воины, поиграл с тлеющими углями в догорающих кострах, посеребрил клинки дремлющих дозорных и отправился дальше.