Татьяна Гуськова - Дети ночного неба Страница 51

Гэльран до последнего момента верил, что что-нибудь обязательно произойдет, что случится что-нибудь, позволяющее ему избежать казни, но судьба неумолимо вела его к смерти. И вот завтра на рассвете разбойничьего атамана посадят на кол, ибо такова участь любого разбойника.

Сирота и выходец из ситранской бедноты, Гэльран не был благородным, поэтому ему перед смертью не полагались ни моления в храмах Ааншу и Иртшата, ни очищающих омовений, ни даже прощального поминального ужина. Его просто вновь бросили в темницу после суда и оставили там предаваться унынию, в ожидании рассвета.

Разбойник давно понял, что сбежать из этой темницы невозможно, он уже пытался не раз, значит, и сегодня ночью не удастся, а спать последнюю ночь жизни – глупо. Так, что он сидел на полу и любовался танцем пламени в лампе, вмурованной в стену. Огонь в лампе – это была единственная милость, которую ему сегодня оставили.

Раскаивался, ли Гэльран в своих поступках? Нет. Была бы у него возможность, он вновь бы повторил свой жизненный путь и еще яростнее, чем раньше, грыз бы глотки богатым купцам, уничтожал поганых оборотней-кланников и сек мечом благородных виларских вельмож. Только вот кончена жизнь, она рассеется завтра вместе с ночью.

В коридоре послышались голоса, кто-то спорил, потом к двери прочастили решительные шаги, загрохотал отодвигаемый засов.

– Кто вы? – Гэльран посмотрел на высокого мужчину в богатой одежде.

– Это не важно. Зато важно то, что я хочу вытащить тебя отсюда.

– Зачем же? – этот благородный был так же надменен и чопорен, как и все они. Так же как и все считал подобных Гэльрану грязью под ногами, только и способной на то, чтобы выполнять их вельможные желания.

Гэльран почувствовал жгучее желание пощупать на прочность горло гостя, или взять что-нибудь острое и вонзить в один из синих, как летнее небо, глаз. Но только крепче стиснул зубы: стоило для начала хотя выслушать этого красавчика.

– К нашей взаимной выгоде.

Разбойник догадался, что гостю что-то от него нужно, а, значит, казнь возможно откладывается.

– Что я поимею с нашей взаимной выгоды?

– Жизнь и свободу.

– А что поимеешь ты?

– Жизнь всей Империи.

– Как благородно звучит. За таким благородством чаще всего скрывается кровь и грязь. Кого мне нужно будет убить?

– Ты догадлив. А убить… Убивать придется много. Все горные кланы должны быть уничтожены!

К вечеру, несмотря на обилие жилья в этих краях, мы оказались в чистом поле, а все потому, что я, не послушавшись Шаванси, не захотела остановиться в деревне, через которую мы проезжали. Было еще светло, и я хотела проехать как можно больше за день, надеясь до темноты достигнуть следующей деревни. Но мы ехали-ехали, небо все больше темнело, а жилья не попадалось. Мэйо пригрелся, закутавшись в полу моего плаща, и давно уснул. А мне не хотелось признавать своих ошибок, поэтому мы все ехали. Лошади порядком притомились, но подходящего места для ночлега не встречалось.

Риддин пришпорил своего конька и поравнялся с мой кобылой.

– Мне кажется, стоит остановиться в той рощице, – аднец указал на темнеющие чуть в стороне от дороги деревья. – Мэйо и вы с Шайси переночуете в шатре. Ночь сегодня не очень холодная. А мы с Огоньком и Сурой у костерка подремлем.

– Ты прав, – пришлось признать мне. – До жилья мы сегодня уже не доедем, а лошадям, да и нам нужен отдых. Только вот в шатре будете спать вы с Мэйо и Сурой. Сура, ты же не можешь менять обличье? А мы втроем подремлем у костерка.

Риддин хотел что-то возразить, но смешался под моим взглядом.

– Как скажешь.

Место аднец, бывалый путешественник, выбрал очень удачное – ветер в ложбинку меж двух холмов не залетал, да и снега здесь было не очень много.

Позаботившись о лошадях, разведя костер и расставив шатер, мы занялись приготовлением ужина. Вернее ужином занимались Сура с Шаванси, а у меня нашлось другое занятие. Мэйо вдруг взбунтовался. Выспавшийся за дорогу мальчик объявил, что я его наставница, а учить ничему не учу. У меня не было настроения с ним препираться по этому поводу, поэтому я указала на Шаванси.

– Вообще-то твоей наставницей в большей мере считается она. Как Шевер она тебя унаследовала после твоего Вайри.

Мэйо за спиной утих, а я продолжила укладывать в сумку высыпавшиеся вещи.

– Значит, я тебе не нужен?

Только не это, сейчас опять расплачется. Я повернулась, собираясь извиниться за излишне резкие слова, но мальчика уже не было рядом. Сура перехватил Мэйо на полпути в лес, укоризненно посмотрел на меня.

– А переходи, правда, ко мне в ученики, – улыбнулась Шаванси. – А то бестолковый наставник – смерть для ученика.

Мальчик, надувшись, смотрел на нее. Вот как сейчас согласится. Сердце защемило, а ведь мне будет очень неприятно, и даже не неприятно, а больно, чего же я тогда себя так веду, почему отталкиваю Мэйо?

Сура подошел к костру и поставил мальчика рядом с Риддином, аднец тут же сказал Мэйо что-то ободряющее, а монах направился ко мне.

– Чиа, мне нужно с тобой поговорить.

Я кивнула, затягивая завязки на сумке.

– Пройдемся до дороги.

Как только мы отошли достаточно далеко от костра, чтобы даже чуткие уши Огонька не могли расслышать ни слова, Сура начал говорить.

– Я понимаю, что тебе нелегко было в последнее время. Все люди, к которым ты была привязана, гибли тем или иным образом. Чиа, но ведь это не повод отталкивать всех от себя, не повод держаться так отчужденно-холодно, ведь это не свойственно тебе, я же вижу. Понятно, что это тяжело. Но если те люди, к которым ты хорошо относишься, будут к тебе относиться холодно и будут находиться далеко от тебя, это ведь не избавит их от опасности. Тот же Мэйо, если перейдет в ученики к этой женщине. Ведь это не избавит его от всех предполагаемых опасностей. Разве я не прав?

– Но вокруг Шайси нет такого ореола смертей, как вокруг меня. Вот и сейчас. Ну зачем я взяла его с собой?! Ведь хотела же оставить в императорском замке. Я не вынесу, если с ним что-нибудь случится! – я остановилась, тряхнув перед собой руками.

– Вот ты и сказала главное. Получается, главное для тебя – самой не испытать боли. Не привязываться к мальчику, отделаться от него, чтобы если что-нибудь случиться, не чувствовать себя виноватой и испытать как можно меньше боли. Это же будет чужой ученик, чужой ребенок.

Сура прав. Как же он прав! Я закрыла лицо руками.

– Но что же мне с собой делать?! Что мне сделать, чтобы не навредить никому?!

– Не считай то, что я сейчас скажу обычной болтовней монаха. Просто будь собой. Будь собой, а то, что тебе послано, вся боль и переживания – посланы богами, чтобы испытать тебя, сделать крепче.