Багровая смерть - Лорел Гамильтон Страница 52

Моя радостная улыбка померкла, когда я увидела экипировку. Субботнее утро отводилось для неформальных спаррингов. Иногда для этого там было не достаточно людей, и те из нас, кто вытаскивал задницы из постелей ради этого, заканчивали тем, что просто попадали в тренажерный зал или на беговую дорожку. Не было причины, чтобы Никки надел новые модные шорты на субботнюю тренировку, и я это знала.

Натэниэл избавил меня от необходимости спрашивать:

— Почему ты одет для серьезной боевой тренировки?

— Сегодня я один из инструкторов. А чего вы так рано встали? — улыбнулся Никки.

Натэниэл улыбнулся в ответ:

— Эй, я не сплю весь день.

— Я думал, вы влезете в кровать между Жан-Клодом и Дамианом, по крайней мере, еще на несколько часов.

— Мы спали достаточно, — сказала я.

— За себя говори, — заявил Натэниэл.

— Ты бы проспал весь день, — ухмыльнулся Никки.

Я повела Натэниэла вперед, пока не подошла достаточно близко, чтобы коснуться другого мужчины. Он посмотрел на меня сверху вниз одним голубым глазом — другой был закрыт черной повязкой, в центре которой был вышит белый череп. Я отпустила руку Натэниэла и прикоснулась к длинной тонкой косичке на правой стороне лица Никки. Именно на эту сторону спадал длинный треугольник челки, пряча за волосами потерянный глаз. Таким образом, он не давал врагам в реальном бою понять, что совершенно слеп на одну сторону. Верльвы сражались насмерть чаще, чем большинство ликантропов, когда встречали другие группы себе подобных. Фактически, они были группой животных, любящих жестокие схватки внутри своего сообщества. Все прочие оборотни, которые были мне известны, имели определенные традиции, которые ограничивали серьезные сражения между собой. У львов была одна из самых свирепых культур среди всех групп, так что быть львом со слепой стороной — серьезная проблема.

Я дотронулась до его щеки, улыбаясь ему.

— Боже, ты красивый.

Он с улыбкой покачал головой:

— Я неплохо выгляжу, но для сравнения у меня есть Натэниэл, Жан-Клод, Мика и даже Дев, и все они симпатичнее меня.

— Ну, — сказал Натэниэл, — я симпатичнее, но это не значит, что ты не красивый.

Он сверкнул широкой улыбкой, содержавшей кучу озорства, и добавил:

— Ты же знаешь, мне грустно, что ты не более бисексуален, Никки, а ведь я сплю только с великолепными мужчинами.

Никки покачал головой, улыбаясь:

— Мы с тобой не думаем друг о друге в таком смысле, но если бы — ты был бы слишком хорошенький для меня. Мне нравится то, что я прямо вот мужик-мужик. А ты красивее большинства женщин, которых я трахал.

— О, Никки, ты всегда знаешь, как польстить девушке, — сказала я.

Его глаз расширился, другая бровь тоже поднялась, хотя глаза, который можно было бы расширить, за пиратской повязкой не было.

— Ты же знаешь, я не имел в виду тебя, Анита.

— Ты моя Невеста, Никки, — улыбнулась я. — Метафизика вынуждает тебя делать меня счастливой, так что это вполне может быть абсолютной ложью, лишь бы меня не расстраивать.

На его лице отразилась попытка осознать, что же я только что сказала, а после этого он принял свой типичный циничный вид. Он обхватил меня руками и притянул в объятия. Я его не оттолкнула, просто обернула руки вокруг его стройной талии.

— Я могу ощущать твои эмоции, не забыла?

— Помню, — улыбнулась я.

— Значит, я знаю, что ты счастлива со мной и тебе приятно быть в моих объятиях, так что ты меня дразнишь, — слова «в моих объятиях» он сказал с улыбкой.

— Иногда мне хочется чувствовать твои эмоции так же, как Натэниэла, если я опускаю щиты, и мы хотим поделиться.

— Я социопат, Анита. Тебе бы не захотелось читать мои эмоции или мои мысли большую часть времени.

— Ты говорил, что я твоя совесть.

— Это так. Твоя магия меня укрощает, потому что Невеста создана для того, чтобы делать своего мастера счастливым. Действуя так, словно у меня есть совесть, я доставляю тебе удовольствие.

— Действительно, — я покрепче обняла его талию, и он чуть сильнее напряг руки, позволяя мне почувствовать силу своих мускулов. Он мог бы с легкостью меня раздавить. Если бы он был просто человеком в такой форме, он и то мог бы сломать мне позвоночник с небольшим усилием, но то, что он сверх всего этого ликантроп, означало, что он буквально мог меня раздавить или разорвать на куски, даже не меняя форму, чтобы воспользоваться когтями и клыками. Он крепче сжал меня так, что это уже угрожало целостности моих ребер, и было трудно сделать полный вдох. Никки нравилось играть с дыханием, и он научил и меня этим наслаждаться, но мы никогда не делали это таким образом.

— Я влюблен в тебя, а это любого мужчину заставляет дарить женщине счастье, — сказал он.

Мои слова были осторожны, потому что мне приходилось концентрироваться на дыхании, чтобы говорить нормально:

— Я тоже в тебя влюблена, и это заставляет меня позволять тебе делать меня счастливой и отвечать тем же.

Его улыбка изменилась, став отчасти счастливой, отчасти злой, или может злобно-счастливой. Я знала, что он собирался сделать, за секунду до того, как он сжал объятия, и мне внезапно пришлось бороться за вздох. У меня в легких оказалось достаточно воздуха, чтобы сказать стоп-слово и прекратить все это, но я не стала. Большинству я бы сказала остановиться и попыталась достать оружие, но Никки был моим нижним в сексе со связыванием, а я — его, а потому ощущать себя блокированной и бороться за каждый вдох возбуждало меня. Это заставило меня захотеть попросить его сжать сильнее, но если бы я это сделала, то могла оказаться не в состоянии сказать стоп-слово и оказалась бы на милости Никки, но как он и сказал, он мог чувствовать, что чувствую я. Казалось, что ему буквально причиняет боль, если я с ним несчастна, поэтому он почувствовал бы, если бы я хотела, чтобы он остановился.

Руки дотронулись до моей спины ниже объятий Никки, и я знала, что это Натэниэл. Его ладони осторожно спустились по моей спине, пока он не смог погладить выпуклость моих ягодиц и бедер. От этого я закрыла глаза и задрожала от первого слабого намека на возможный оргазм. Он был как запах дождя в воздухе, когда на небе еще светит солнце. Он обещает, что скоро намокнешь, хотя ветер может и перемениться. Лишь однажды я