Терентий Гравин - Игрок поневоле Страница 52

И наша золотая рыбка, как говорится, клюнула. Женщины, они вообще по натуре существа, инстинктивно тянущиеся к веселью, развлечению и смеху. Если, конечно, они молодые и здоровые. Подобная тяга в них природой выживания заложена. Вот и Даниэлла вначале стала часто мелькать в общем зале, потом уселась в дальнем углу, затем перебралась в центр зала, пытаясь всякими ужимками и громким разговором с Димоном привлечь к себе интерес. Но на нас это не действовало. Не обращая никакого внимания на потуги красавицы, мы словно сизари тире жеребцы самозабвенно пели и громко ржали над каждой удачной импровизацией. Да и работа спорилась, уже близившаяся к завершению.

Такого откровенного игнорирования своей особы сияда уже не вынесла. Почти вплотную приблизившись к нам, она выбрала короткую паузу между куплетами украинской песни «Ты ж мэнэ пидманула!» и обратилась к нам с претензиями:

— Чего это вы так расшумелись? Вы в гостинице не одни, поэтому не забывайте, что нельзя нарушать покой других постояльцев! И что это вы тут варите? Почему посмели из обеденного зала устроить вонючую лабораторию?

Мы оба скептически на неё полюбовались, словно видели в первый раз, а потом мелкий с ехидцей пробормотал:

— Ой, тётенька, пустите меня погреться, а то давно ничего не ел и переночевать негде.

Пусть и в переносном, абстрактном смысле, но ответ сударыне Дарзлей он дал. Я же всё-таки решил выяснить конкретные пожелания дамы:

— Если мы не даём спать вашим детям, мэм, то будем петь тише. Перед остальными постояльцами мы готовы извиниться позже. Пусть только соберутся здесь в этом зале и выстроятся вон под той стеною. Желательно задом к нам и нагнувшись. А по поводу варки, так мы давали объявление «Требуются помощники!», но никто не откликнулся. Так зачем теперь сохнуть от зависти, что не удалось влиться в такой дружный и весёлый рабочий коллектив?

Мои слова, как и последний вопрос, Даниэлла со свойственной только женщинам простотой проигнорировала. Зато присмотревшись ещё к нескольким травкам, которые оставались на столе, она потянулась ручками:

— Ого! А ведь они совсем непростые… — и тут же отдёрнула руки после моего строгого окрика:

— Осторожно! Эта трава и в самом деле очень опасная. Особенно женщинам к ним прикасаться не рекомендуется.

— С чего бы это?

— Потому что после этого женщина уже никогда не сможет обмануть мужчину, — скорбным тоном выдал я великую тайну. — И женщины после этого кончают жизнь самоубийством. Ибо для них пропадает всякий смысл существования в нашем бренном мире.

Ух, как она на меня посмотрела после этого! Похлеще, чем Ленин на буржуазию. Мне так кажется… И после жестокого взгляда демонстративно протянула руку, взяла растение и, поднеся его к глазам, стала внимательно рассматривать. Конечно, с её пятьдесят вторым уровнем сил и знаний в магии она, несомненно, могла увидеть в стебельках и листиках много чего интересного. Но так как продолжала молчать, не спеша делиться с нами результатами своих наблюдений, я её поторопил:

— Для чего эта травка, по твоему мнению? — Баронета упорно молчала. — Или ты лишилась дара речи от расстройства, что не удастся обмануть ни одного мужчину?

— Хм! Где его ещё найти… настоящего? — Вот тут сарказм из её слов так и хлестал. — Достойный мужчина попадается только один на миллион, если не на десять миллионов. Мне так, например, не довелось такого встретить…

— Бедненькая! Где же ты до встречи с нами обреталась? — спросил я, собирая со стола остаток трав, пряча их в мешочек, а потом протягивая руку и за последним соцветием. — Отдавай! Раз не хочешь помогать…

— А вы-то сами знаете, для чего она?

— Я тебя первый спросил.

Мы-то знали, хорошо запомнили полученную консультацию академика. Женские пальчики как раз аккуратно вращали стебелёк травы с метёлочкой соцветия, которая использовалась в боевой магии для бесконтактного влияния на противника. Причём и сама служила отличной защитой против аналогичной атаки со стороны врага. Достаточно было взять пол-листика и положить под язык. После чего три часа никакая ведьма тебе ничего не внушит и в сон не вгонит.

Ясно было, что сияда данную траву раньше никогда не видела, но со своими умениями хотя бы частично свойства разгадать сумела. И сейчас лихорадочно пыталась сообразить: насколько я ночью поддался её влиянию, а насколько попросту валял дурака. Причём точно она знать никак не могла, разве что спросить у меня напрямик. Но это было бы и для неё равносильно полному признанию в попытках воздействия.

Ещё и второй пикантный момент возникал: я мог помнить о поцелуях. Но если помню, то почему себя не веду соответственно? В таких случаях мужчины начинают вести себя более уверенно по отношению к женщине, чуть не собственностью начинают её считать. В общем, изрядно девица-краса задумалась, и я её с ответом поторапливал. Признается или нет о правильных свойствах? Она-то видела, что мы ножи в отвар кидали, болты для арбалета полоскали и ни словом не обмолвились, что у нас десяток разновидностей растений. Вдруг мы ошибочно траву используем? Или данное растение ещё и совсем иные свойства имеет?

В итоге решила всё-таки соврать, точнее говоря, ответить обтекаемо:

— Трудно вот так с ходу определить… Но явно магическая травка. Точно силы какие-то придаёт, может, только человеку, а может, и оружие улучшает…

Я решил ей подыграть:

— Эта травка разрушает магическую защиту соперника, усиливает пробивную мощь метательного оружия. И одна такая травка продаётся за три твоих поцелуя. Хочешь иметь такую?

— Хочу! — радостно воскликнула Даниэлла, но тут же грустно вздохнула: — Только мне придётся дождаться своего настоящего мужчину, который не станет со мной мелочно торговаться за каждый корешок или трухлявую былинку, а сразу подарит всё, что у него имеется.

Пока я думал, что на такое ответить, не удержался от комментария долго молчавший названый племянник:

— Умней, чем наша баронета, я ещё никого не встречал. Вот уж кому-то повезёт с такой женой, а? Дядь Максим-Адриано, может, ты на ней женись? Я бы тогда мог похвастаться, что у меня самая умная в мире тётка.

На это я согласно кивнул:

— Спорить грех, умней я тоже не встречал. Но видишь ли, какая закавыка, мой юный друг. Если мужчина дарит женщине самого себя и всё остальное без остатка, он тут же становится ей не интересен. А вот когда остаётся что-то тайное, неизведанное, к открытию чего ещё надо стремиться, тогда женщина ведёт себя совершенно иначе и прикипает к мужчине надолго.

Причём поучал я Пятницу, стоя к нему лицом, словно мы с ним беседовали наедине. Нашу прелестницу это, конечно, возмутило, она даже сердито ткнула кулачком меня в плечо, разворачивая к себе: