Мишель Цинк - Пророчество о сёстрах Страница 52

Тетя Вирджиния кивает, лицо ее в полусвете камина торжественно и серьезно.

— Да кто бы запретил ей использовать силу, что принадлежала ей, если меня, похоже, день ото дня подталкивают к тому, чтобы пустить в ход силу, о которой я вовсе не мечтала?

Тетя Вирджиния опускается на кровать, на самый краешек, и объясняет:

— В Иномирьях есть своя система правосудия, проверки и соблюдения равновесия, совсем как в нашем мире. Законы его могут удивить того, кто не привык к своеобразным порядкам того мира, — но, тем не менее, это законы. Законы, установленные Григори.

— Григори? — имя звучит знакомо, но я не могу сообразить, где его слышала.

— Григори — это совет, составленный из ангелов времен Маари и Катлы — из тех, что не пали. Теперь они надзирают за Иномирьями, следя, чтобы каждое существо и душа там повиновались правилам, установленным давным-давно. Применение магии Иномирий в любом другом месте запрещено и строго карается, но, я думаю, твоя мать, устанавливая вокруг твоей постели эту защиту, считала, что ей терять уже нечего.

— Но если маму бы покарали за то, что она наложила заклятие, нельзя ли нам привлечь Элис к ответственности за то, что она его разрушила?

Тетя Вирджиния вздыхает.

— Боюсь, что нет. В Иномирьях — совсем как и у нас — всегда есть способы обойти налагаемые законом ограничения.

— Я… я не понимаю.

Тетя Вирджиния встречается со мной взглядом.

— Лия, сама Элис ведь не накладывала никаких заклятий. Она просто уничтожила эффект чар, наложенных твоей матерью много лет назад, — чар, которые с самого начала были запретными.

Я резко выпрямляюсь. Разочарование взяло надо мной верх. Голос мой разносится по всей комнате.

— Так неужели ничего и нет? И мы никак не можем ее остановить? Заставить ответить за то, что она навлекла на меня опасность?

Она качает головой.

— Боюсь, что нет. Не в этот раз. Похоже, Элис каким-то образом узнала всю силу своей магии и понимает, что ее не следует использовать в пределах владений Григори. Так что покамест нам остается лишь надеяться, что она каким-то образом оступится. — Тетя Вирджиния обреченно вздыхает. — Поделать же ничего нельзя.

Я гляжу в огонь, мысли мои так и роятся, растревоженные этим новым, пугающим знанием.

У Элис на руках все карты.

Элис обладает силой, которой нет у меня.

И что хуже всего, Элис прекрасно знает, как пользоваться своей силой себе во благо, а мне во вред — причем без малейших последствий.

— Мне очень жаль, Лия, но обещаю — мы будем действовать вместе. Шаг за шагом, не опережая события. — Тетя Вирджиния встает и направляется к двери. — Соня с Луизой уже завтракают. Я устроила так, что мы с Элис поедем за покупками в город, так что вы сможете искать список, не боясь, что вам помешают.

Я гляжу на нее, остро ощущая всю тяжесть стоящей передо мной задачи.

— А что потом? Даже если мы и найдем список, надо отыскать два недостающих ключа. А даже если мы и их найдем, мы все равно не знаем, что с ними делать и как покончить с пророчеством.

Тетя поджимает губы.

— Не знаю. Возможно, мы сумеем установить связь с тетей Абигайль. И тогда… ну, есть ведь еще и сестры…

Я живо реагирую на упоминание сестер — ведь их же упоминала и мадам Беррье.

— Сестры?

Тетя Вирджиния вздыхает.

— Давай просто скажем, что в этом мире есть те, кому известно о пророчестве. Те, чьи дарования могут оказаться нам очень и очень полезны. Иные из них — сестры прошлых поколений… ну, а остальные просто стремятся использовать свои таланты на благо нас всех. Однако пока, Лия, мы эту тему оставим, ладно? Давай сперва найдем список. Найдем ключи. Пока же поверь мне — если в должный срок ты позовешь, найдутся те, кто придет тебе на помощь.

Наверное, я трусиха, но я рада отложить подробности этих новых откровений на потом.

— Я верю тебе, тетя Вирджиния. Но…

— Что?

— Как насчет моих ночных странствий? Как мне защититься, не дать себе оказаться без защиты на Равнине?

Лицо ее омрачается.

— Не знаю, Лия. Хотелось бы мне дать тебе ответ — научить надежному способу избежать странствий. Однако, учитывая силу падших душ, стремящихся вызвать тебя туда, единственное, что я могу — это сказать тебе: старайся сопротивляться им.

Я киваю, и она выходит из комнаты, оставив меня наедине с письмом матери. Я ломаю восковую печать на конверте. Руки у меня дрожат. Развернув листки, я гляжу на тонкий, округлый почерк моей матери и понимаю: возможно, я держу в руках сейчас долгожданную разгадку тайны ее смерти — и ее жизни.

25

Милая моя Лия!

Так трудно решить, с чего начать. Начало всей этой истории уходит на многие века назад, но, думаю, мне лучше начать с начала моей собственной истории — как некогда поступила и моя мать.

Моя история началась с медальона, найденного в мамином бюро значительно позже того, как она умерла. Медальон взывал ко мне, даже когда я еще не подозревала о его существовании. Звучит странно, я понимаю, но, возможно, читая это, ты уже и сама знакома с его искушениями, с тем, как он умеет прокрадываться в твои мысли, сны, самое твое дыхание.

Сперва я носила его лишь изредка, как любую другую безделушку из своей шкатулки с украшениями. И лишь когда однажды, проснувшись, нашла у себя на запястье роковой символ, ситуация начала меняться. Я начала ощущать, как сквозь меня сочится сила медальона.

Он говорил со мной. Дочка, он взывал ко мне. Нашептывал мое имя, даже когда я засовывала его под матрас, а сама уходила в школу или навещала друзей.

И, конечно же, я носила его. Все больше и больше. Стыдно сказать, я носила его над отметиной. Духи взывали ко мне, когда я спала, призывали меня в Иномирья. Сперва я сопротивлялась — но не слишком долго. Я еще не знала историю пророчества, не знала, что поставлено на кон, что зависит от моего сопротивления. Я знала лишь, что, путешествуя по Равнине, чувствую себя более свободной, более живой, более — самой собой.

И пока я постепенно узнавала о том, что мне даровано — вольные странствия души в то время, когда тело мое спит, беседы с ушедшими, всевозможное колдовство, — жизнь моя текла вперед. Я встретила твоего отца и решила, что если и найдется когда мужчина, что сумеет полюбить меня, невзирая на тяжкую ношу пророчества, то это Томас Милторп. И все же я ничего не сказала ему. Как я могла? Он взирал на меня с таким обожанием, а время все шло и шло, и тайна моя становилась все больше и больше, и вот наконец то, что я могла бы открыть ему, стало уже не доверенной правдою, а ложью, которую я слишком долго скрывала.