Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – ярл Страница 52

– Сэр Митчелл… Сэр Митчелл!

В эту часть двора лунный свет не достигает, все в тени, мои глаза привыкают медленно, была бы полная тьма, зрение переключилось бы на тепловидение моментально, а так всматриваюсь в полумрак до рези в глазах. Донесся слабый скрежещущий звук. Я вытянул шею и уши, спустя минуту прошелестел едва слышный грубый шепот:

– Черт бы тебя побрал, дурочка!.. Я же просил не приходить ко мне…

– Я принесла вам, сэр Митчелл, мяса и сыра…

Ух ты, мелькнуло в голове, так это же… Даниэлла, такая робкая и тихая! Кроткая овечка тайком подкармливает гада, потому он и не выглядит изможденным. Откуда столько отваги в этом робком существе? Боится собственной тени, ночью ни за какие пряники не заглянет под собственную кровать…

В тишине шуршало, я видел только слабо шевелящуюся тень, наконец вычленил отдельные движения и понял, что Даниэлла просовывает между прутьями решетки тонко нарезанные куски мяса и сыра. После долгой паузы донесся голос:

– Больше не приходи, идиотка!.. У тебя будут неприятности!

– Я хотела удержаться… но не смогла.

– Не приходи, – велел голос строже.

– Я буду стараться, – пообещал тоненький голос, – но я не могу заснуть, зная, что в подвале томится христианская душа, страдая от голода и жажды. Господь велит быть милосердным, а сэр Ричард жесток и бесчеловечен!

– Гад он, – донесся злой шепот. – Когда выберусь, разрублю его на сто кусков!

Она тихо взмолилась:

– Сэр Митчелл, грешно так говорить и даже думать! Простите его, вы же христианин!..

– Ни за что!

В ночной тиши послышались всхлипывания.

– Ах, сэр Митчелл, чем вы от него отличаетесь?.. У вас не сердце, а камень.

– Вот-вот, – донесся злой шепот. – Я такой!.. А теперь убирайтесь, я не хочу вас видеть.

Некоторое время слышались жалобные всхлипывания, затем ее умоляющий голос:

– Почему вы так ожесточены сердцем? Разве Господь не велит нам быть добрыми и милосердными?

– А меня сюда забросили по-доброму?.. Ладно, леди Даниэлла, я вам приказываю не приходить больше ко мне! Я не хочу, чтобы из-за меня пострадала дурочка.

Ко мне донесся всхлип, потом тихий молящий голос:

– Я знаю, что глупая, но с вашей стороны жестоко это повторять все время.

– Прошу прощения, леди Даниэлла, но я хочу, чтобы вы нежились сейчас в теплой мягкой постельке, а не торчали холодной ночью на сквозняке перед окном темницы! Но раз уж пришли… что та сволочь намерена со мной делать?

– Не знаю, он не говорил. Вроде бы хочет выкупа…

В тишине я услыхал злой хохот.

– Выкупа? Да мой отец еще и приплатит, только бы меня не выпускали!

– Ах, сэр Митчелл, нехорошо так говорить про родителя…

– Да чтоб его черти взяли!

– Господь вас накажет за такие слова!

Некоторое время они переговаривались совсем тихо, затем Даниэлла закуталась в плащ, сгорбилась и побежала вдоль стены, как чучундра, что всю жизнь мечтала выбежать на середину комнаты и никак не могла осмелиться. Страж тут же вернулся, я немного выждал, тихо, пленник со стражем в разговоры не вступает, страж тоже делает вид, что всего лишь отлучился на минутку по делу.

Я проследил взглядом за убегающей тенью, глаза привыкли, я отчетливо вижу в темноте. Видимо, геммы что-то да добавили: уже не в тепловом излучении, вижу как будто днем в пасмурный день, а красноватым подсвечено только чуть-чуть. Похоже, мой пленник в самом деле не годится как средство давления на соседского барона. Барон Винсен Кассель, хозяин замка, судя по рассказам Мартина, кастеляна и герцогини, весьма недоволен чересчур самостоятельным сыном. Он не раз пытался сбагрить его в какой-нибудь дальний поход, соблазнял сокровищами в горах Спящего Гнома, даже карты подсовывал, однако этот Митчелл как будто все чуял или догадывался, но предпочитает выказывать доблесть в пределах герцогства.

– Ладно, – пробормотал я сам себе, с умным человеком и поговорить приятно, – не мое это дело. Дождь перестал…

На обратном пути я не особо избегал стражей, но обострившийся слух позволяет засекать их шаги издали, так что без труда отодвигался в сторону, и эти бдящие проходили мимо, не догадываясь потыкать пиками в темные ниши.

Пес уже сидит по ту сторону двери, бросился на шею, потом долго вилял толстым задом, объясняя, как он рад, как он рад, что я вернулся, это ж какая глупость не взять его в темную ночь.

– Все хорошо, – объяснил я, – завтра мы уедем, мы помчимся на оленях утром ранним… и отчаянно ворвемся… не помню куда, но что ворвемся – это точно. Мы же не можем двумя чучундрами, мы с тобой два слона в лавке Сотбиса.

Глава 4

Пес смотрел на меня пурпурными глазами, в которых бушует адское пламя. Мне показалось, что он стал еще крупнее, от него веет чем-то новым, непонятным. Странная тревога или предчувствие чего-то витает в огромном зале, я зябко повел плечами. Огромный зал, несмотря на четыре подствечника с полным набором горящих свечей, залит призрачным лунным светом. Однако ложе у противоположной стены настолько темно, что лишь мое обострившееся зрение позволяет рассмотреть горы подушек, атласное покрывало, толстую шкуру на полу.

Лунный свет попадает через окна-бойницы только с одной стороны, красные огни свечей разгоняют тьму во всех углах, однако свет по большей части холодный, призрачный, серебряный, а не оранжевый, какой дают свечи и подражающее им солнце. Фигуры рыцарей все так же смотрят строго и взыскивающе, сегодня кажутся особенно живыми, но пора перестать совать пальцы под забрала, что за мальчишечьи страхи, скоро под кровать начну заглядывать…

Я наконец-то снял пояс с тяжелым все-таки к вечеру молотом, повесил на спинку стула, чтобы всегда был под рукой. Рыцари смотрят бесстрастно, никто не шевелится, но я лопатками чувствую их взгляды на спине, никто из них вроде бы не переглядывается, достоинство не позволяет. Все напыщенные и гордые, ну нет среди них школьных учителей или библиотекарей, все до единого – конкистадоры, завоеватели, сокрушители, полководцы, вершители, судьи, прокуроры, истребители нечисти да и вообще всего, что под руку подвернется…

Пес вдруг зарычал, шерсть поднялась дыбом. Я спросил туповато:

– Ты чего?

Он оскалил зубы, попятился. Я оглянулся, рука метнулась к рукояти меча раньше, чем я что-то увидел, и только с обнаженным клинком в руке рассмотрел, как у изголовья кровати начинает светиться тонкая полоска. Лунный свет туда не доходит, обрывается, не коснувшись шкуры на полу, свечи озаряют все огромное помещение без бликов и теней, но там почему-то темно…

Сердце стучит часто, я впился взглядом в щель. Не может быть, чтобы поколения жили здесь, но проходили мимо и не пытались доискаться, что за дырка, зачем она и почему до сих пор не заросла ни грязью, ни паутиной.