Марина Колесова - Чародейка. Власть в наследство. Страница 52

— Замечательно… Надеюсь это был последний раз когда ты так нерасторопно выполнил мое приказание.

— Да, госпожа, — Феруз отвел глаза, он прекратил попытки осмыслить происходящее и решил, что будет тупо, не задумываясь выполнять требования волшебницы, какими бы они не были.

Кяра поняла это, однако ее это не устраивало.

— Ты даже не удивлен?

— Я уже не способен удивляться, госпожа.

— Не хочешь узнать, зачем я это сделала?

— Зачем сделали? Наверное, чтобы удобнее было подвергнуть наказанию… — в голосе воина слышалось безразличие и отрешенность.

— Нет, чтобы у тебя появился шанс…

— О чем Вы, госпожа?

— Феруз, — Къяра кончиками пальцев приподняла подбородок воина, вынуждая запрокинуть голову, и перехватила его взгляд, — мне нужен слуга, преданный и покорный, безропотно сносящий даже несправедливые наказания, и беспрекословно выполняющий все приказания… Если ты такой, то у тебя есть шанс остаться в живых и не быть подвергнутым тем пыткам, о которых я говорила.

— Разве раб может быть другим?

— Ты воин, Феруз… Вполне возможно, что ты предпочтешь смерть, даже мучительную, жизни в рабстве, тем более у женщины.

— Я перестал быть воином, когда проиграл, госпожа. Я уже Ваш раб, я не боюсь смерти, и в Вашей власти казнить меня так, как Вы того пожелаете, но смерть выбирать я не буду… Река Забвения не прощает лишь предательства, пока оно не прощено людьми, и самоубийства.

Къяра знала о верованиях киритов, поэтому слова воина ее не удивили. Кириты верили в жизнь после смерти на берегах реки Забвения. Праведные души река выносила на правый берег, где они получали вечный покой и блаженство, а неправедные души были вынуждены томиться на пустынном левом берегу, томясь, мучаясь и страдая до тех пор, пока на земле не будут искуплены их грехи. Самым большим грехом считалось самоубийство, предательство и ложь. Обманывать можно было лишь магов, да и то в целях самозащиты. Клятвопреступление даже перед магом было несмываемым в водах Забвения грехом, поэтому вынудить принести любого кирита невыполнимую клятву, было практически невозможно.

— Разве ко мне это относится? Я же маг…

— Госпожа, Вы, прежде всего сильный воин, поэтому конунг и воины Вам присягнули.

— Но ты не присягал…

— Я присягал конунгу, и его слова для меня довольно, а он сказал, что я Ваш раб… Рабы не присягают, госпожа.

Къяра задумалась. Стоявший перед ней на коленях могучий воин был простодушен и бесхитростен, как ребенок, и в то же время Къяра знала что кириты — беспощадные воители, свершающие жестокие набеги на прибрежных жителей, и безжалостные нападения на корабли торговцев, обозы и путников. Ей трудно было представить этого богатыря вырезающим целые семьи переселенцев и пытающим пленных торговцев. Хотя она не сомневалась, что делал он это с легкостью. Было понятно, что если подчинить его себе, то более преданного слуги ей не найти. Однако Къяра чувствовала, что любое проявление ее мягкости, жалости или сострадания, даже к нему, воин тут же посчитает признаком ее слабости и будет явно разочарован в своей новой госпоже.

— Мне нравятся твои речи, Феруз, — медленно и распевно произнесла она, и тут же пальцы ее руки с силой схватили воина за подбородок, а голос поменял интонацию — только можно ли им верить?

В глазах воина мелькнуло негодование, но ответить сразу он не смог. Тонкая и на вид хрупкая рука волшебницы, словно тисками сжала его челюсть так, что казалось еще мгновение, и кости рассыплются, не выдержав давления, боль, растекаясь по костям головы, отдавалась в виски и затылок, но он не позволил себе даже двинуться. С трудом двигая языком, он все же проговорил:

— Госпожа считает, что я лгу?

Къяра разжала пальцы, опустила руку и отступила на шаг от воина. Ей давно надоело изображать жестокую и деспотичную особу, сказывалось длительное отсутствие необходимости таких представлений. Раньше, в обители магов, под надзором строгих учителей, такие образы ей давались без труда, а сейчас это ее утомило. Однако доигрывать роль было надо:

— Надеюсь, что нет… иначе мне придется очень жестко поступить с тобой, потому что, несмотря на то, что я маг, я не люблю, когда мне лгут. Надеюсь, я объяснила понятно?

Голос Къяры был тих, но в нем явственно слышались и сдерживаемый гнев и мрачная угроза. Феруз поднял голову, намереваясь подтвердить своей суровой госпоже, что он никогда не лжет, и неожиданно для себя перехватил взгляд Къяры. Взгляд волшебницы был отрешенным и равнодушным. Воин удивленно замер.

Къяра почувствовала, что допустила промах, случайно дав почувствовать воину свое истинное состояние. Надо было срочно исправлять ситуацию. Взгляд ее тут же стал непроницаемым и холодно-колючим, а голос громче и резче:

— Я что не расслышала твоих слов или ты действительно оставил мой вопрос без ответа?

— Госпожа…

В голове у Феруза все перемешалось, он уже не помнил, о чем она его спрашивала. Взгляд волшебницы, в котором холодность постепенно сменялась яростью и гневом, завораживал его, отбирая способность логически мыслить.

— Мне еще долго ждать ответ?

— Я не понимаю, госпожа, — Феруз попытался отклониться и отвести взор.

Однако Къяра, не дала ему это сделать. Схватив воина за плечи, резким движением, она завалила его на пол, потом низко наклонилась над ним, встав на колени, обхватила руками его голову и, не давая отвести взгляд, пальцами сдавила виски.

— Я не понятно объяснила? Так я могу объяснить и по-другому.

Глаза волшебницы притягивали и влекли в какую-то бездну, из их глубины поднималось и вливалось в сознание Феруза что-то, что в клочья сминало рассудок, оставляя за собой волну необъяснимого страха, ужаса и боли. Воин хрипел и задыхался, пальцы его рук, судорожно сжимаясь, ногтями царапали пол, но он не делал попыток вырваться из жесткого захвата рук Къяры.

Минут через пять, когда Къяра почувствовала, что от сильного перенапряжения воин готов потерять сознание, она отпустила его. Отстранилась и, опершись рукой об пол, села.

Постепенно к Ферузу вернулось ясное сознание и способность оценивать обстановку.

— Я могу подняться? — спросил он, стараясь не смотреть на Къяру.

"Урок усвоил", — подумала она, — "теперь без особой надобности в глаза вряд ли заглядывать будет. А мне надо впредь тоже быть осмотрительнее. Распустилась совсем… Был бы здесь Норлан, ох и не поздоровилось бы мне".

А вслух ответила:

— Если усвоил, что со мной не спорят, и отвечать на мои вопросы необходимо сразу, так как повторять я не люблю, то да.