Вероника Сейнт - Магическая Трилогия: Спящая Красавица Страница 52

Виктор замер. Он давно заметил, что Чистильщик обдумывает что-то и пытается прийти к какому-то компромиссу с самим собой.

Но все же, похоже, то, что занимало мысли альбиноса, было намного серьезнее, чем думал Виктор. Настолько, что приняв решение, Иероним добровольно нарушал Кодекс своего Братства.

Гадатель недоверчиво сощурился, склонив голову набок, и тихо переспросил:

— Что ты сказал?

— Я хочу заключить с тобой сделку. Я хочу понять, что происходит в Братстве и с теми, кто управляет им, — Иероним повел плечами, выпрямился по струнке.

— Все происходит по какой-то причине. Назови мне свою, — Виктор скрестил руки на груди и поджал губы.

— Эта девушка, которую ты разбудил… Когда мы случайно пересеклись с ней в лифте, она посмотрела на меня и сказала: так ты тот парень, которого нанял мой отец, что бы убить Гадателя.

— Грейс знает больше чем говорит, — Виктор сказал это обращаясь не столько к Иерониму, сколько к самому себе. — И что же, ты не стал искать в ее словах подвох?

— Я не поверил ей, сначала. Подумал, что если не ты, то эта ведьма, Пенелопа, научили ее так говорить, о чем тут же ей сказал, — Иероним как-то нервно пригладил волосы и пристально посмотрел на Виктора: — Тогда она показа мне свой тайник.

— Рамку, в которой прятала дневник? — Виктор поджал губы. — И как тебя это убедило?

— У нее был еще один тайник. Она выбросила в заброшенный фонтан, здесь, в парке, пластиковую бутылку из-под газировки, в которую спрятала кое-какую бумагу, — Иероним развел руками. — Логично было бы предположить, что ты все же знаешь об этом месте, и вы просто обманываете меня, но слой пыли и грязи, сорняки… Многие проходят рядом, но никто и никогда не обращал внимания на этот мусор. Ты ведь не знал о том, что она что-то там спрятала?

— Я был без понятия, если мои слова достаточно убедительны, конечно… И что же там?

— Расценки, — альбинос сунул руку в карман и достал оттуда мятый лист бумаги, немного пожелтевшей и обветшавшей то ли от времени, то ли еще от чего-то.

— Расценки? — переспросил Виктор. Слова Чистильщика могли значить что угодно и Виктор почувствовал, как его сердце начинает биться быстрее от волнения.

Иероним молча протянул ему бумагу. Виктор расправил ее, пригладил на коленке и пробежался по написанному взглядом.

Это была длинная таблица — мелкие-мелкие строчки и тонкие столбцы. Чем больше Виктор вчитывался в нее, тем страшнее ему становилось.

В таблице был перечень действующих Чистильщиков, тех юношей и девушек, которым еще не исполнилось тридцати трех лет. В следующем столбце был перечень тех, кого они могли убить. За убийство тех, кто просто умел гадать, варить отвары или вовсе фокусников, цена была меньше, чем за тех, у кого магия была в крови. Да и даже это делилось на несколько пунктов — Старшие арканы и Младшие, более сильные и более талантливые. Иногда Виктор видел там целые фамилии и с ужасом узнавал их.

Там была фамилия возлюбленного Пенелопы. И фамилия Виктора там тоже была.

— И он убедил тебя? — Виктор склонил голову набок и сощурился. Иероним сделал шаг ближе и указал на уголок листа — на изящную подпись, чью-то фамилию, выведенную тонкой перьевой ручкой и тщательно разрисованную вензелями.

— Это подпись нашего Старейшины. Это предательство, — он вздохнул и снова отошел. — Всю мою жизнь меня учили, что моей рукой правит кто-то свыше.

— Ну, кто-то с тобой поспорит, убеждая, что деньги тоже даются свыше, — Гадатель отбросил лист в сторону. Ему вдруг стало противно, словно он держал в руках не бумагу, а сколопендру.

— В Братстве не принято задавать вопросы. Считается, что Старшие знают лучше, — Иероним поднял бумагу, аккуратно сложил ее и убрал в карман. — Но чем старше ты становишься, тем чаще задаешься вопросом: Почему я это делаю?

— Когда мы только познакомились, ты не выглядел человеком, который сомневается в том, что делает, — Виктор поджал губы. Чистильщик, по-своему приятно удивлял его. За маской страшного безразличия, холодности и жестокости оказался человек, который не понимает, почему его жизнь складывается именно так.

Иероним долго не отвечал, словно не решаясь произнести правду.

— Просто раньше я не думал, что задавать этот вопрос — правильно. Никто и никогда в нашем Братстве не испытывал сомнений. Кодекс — превыше всего. Если он запрещает задавать вопросы и говорит убивать совершенно безобидного человека — значит так нужно.

— И чем же ты отличаешься от других? — Виктор скептически хмыкнул и отвернулся, глядя в окно.

— Я прогуливал. Что, в прочем, не мешало мне стать лучшим учеником и образцом для подражания. Я думал, что раз душа у меня самая черная из всех Братьев, то я буду исполнять свой долг лучше всех. Быть может тогда я смогу искупить всю свою вину.

— Что заставляет тебя сейчас думать, что раньше ты ошибался?

— Кодекс запрещает нам разговаривать со своими жертвами, — Иероним привычно виновато опустил голову. Виктор кашлянул, привлекая внимание Чистильщика, и тот тут же выпрямился.

— Но я всегда слышал, о чем они говорят.

— И что же ты слышал?

— "Но ведь я предупреждал ее, что приворот может обернуться бедой!", "Я умолял ее не заказывать у меня порчу!", "Это же десяток маленьких жизней, разве я мог их не спасти?"

Виктор осекся. Он часто думал, как Чистильщики выбирают своих жертв. Родственная инквизиции организация была крайне привередлива в тех заказах, которые получает. Виктор подозревал, что с самого начала роль играли и золотые монеты, но считал, что в настоящее время это уже в прошлом.

— Нас воспитывали, что мы убиваем тех, кто нарушает равновесие. Оступись — и мы уже стоим у тебя за спиной. Но убивая, я каждый раз думал: неужели он делает это в первый раз? В первый раз наводит порчу? В первый раз срывает какую-то аварию? — Иероним пожал плечами. — Я не мог поверить, что вы станете делать такие вещи просто так, из-за мимолетного желания покрасоваться.

— Мы занимаемся такими вещами почти всю жизнь, даже когда еще не осознаем это, — Виктор покачал головой. — Так ты хочешь исправить что-то в своем Братстве с помощью магии?

— Ты же знаешь, как говорят: Ю la guerre comme Ю la guerre, — тут же отозвался Иероним. — И здесь любые способы хороши.

— Так это уже успело стать войной, — Виктор поморщился и сел на кровать. Ему не нравилась эта идея. Он не хотел иметь ничего общего с устранением кого бы то ни было, ему достаточно было одного проклятия. — Я не могу, Иероним.

— Почему? Разве ты не ненавидишь нас, Чистильщиков? За то, что мы убиваем вас…

— Порой у меня даже не получается воспринимать вас серьезно, Белоснежка, — Виктор фыркнул и тут же покачал головой: — Я не убийца, я же говорил. Я не хочу быть причастным к чьей-то смерти.