Боевая горничная госпожи Лешей (СИ) - Давыдов Игорь Страница 53

— Уф… — Илега достала из кармашка платочек и промакнула им лоб. — Ладно… хорошо… это я поняла. Наверное. Давай поговорим о другом… как вы додумались в своём седьмом сценарии до плана, который мне самой пришёл в голову спонтанно? Ты так ничего и не сказала на эту тему.

Ёлко продолжала задумчиво изучать залы голографической версии театра.

— Я не знаю, как об этом рассказать быстро. Тут очень много тонкостей, без упоминания которых моя линия измышления может выглядеть нелогично. Но разжёвывать все эти тонкости…

— Не надо, — с улыбкой покачала головой Илега. — Не забывай, с кем ты говоришь. В конце концов, не я ли сама дошла до этой идеи? Просто… мне казалось, что тебе неоткуда взять, эти… предпосылки для плана. Во!

Дворянка перевела взгляд на гордо поднятый пальчик горничной и улыбнулась.

— Ну, начать с того, что не ты одна общалась с Руфусом Маллоем…

— Ты про его теорию единства и борьбы противоположностей? — навострила ушки русовласка.

— Про неё самую. Само собой, мне было интересно, на что опирался старик, делая столь странные выводы. Но искать пришлось самостоятельно: антарктидянин не особо-то склонен разжёвывать сказанное.

Илега кивнула.

— Угу, помню эту его черту. Но у меня всё проще. Я приняла слова на веру. Зачем мне знать, на какой почве взросли всходы полученных мной выкладок, если куда легче просто понять, пытаются ли меня обмануть или нет?

— Я не настолько доверяю интуиции, чтобы следовать тем же путём, — кивнула Ёлко. — Поэтому и погрузилась в изучение психологических портретов Брони и Перловки. В последнем мне очень сильно помогло общение с Чапыжкой. Она провела в обществе Тёмной Лешей довольно много времени.

— И-и-и-и?

— И всё начало сходиться только в тот момент, когда я не только наложила на эти данные теории Руфуса Маллоя, но ещё и включила в них ещё одну копию Брони.

— Ещё одну?! — икнула Илега.

Дворянка не спешила с ответом. Она парой пассов изменила масштаб карты, “подтянула” к себе район Ковача, а затем увеличила голограмму, изображающую Стенающую Рощу.

Стенающая Роща. Новейшая достопримечательность Праги. Весьма мрачное место. Множество людей, заживо обращённых в древоподобных существ, вынужденных страдать от боли и бессилия, будучи запертыми в уродливые оболочки в полном сознании и без каких-либо шансов на спасение. За исполнением наказания богини следит огромный ясень, чьи ствол, ветви и крона вместе напоминают огромную копию Брони Глашек.

Иггдрасиль.

Илега некоторое время взирала на покачивающееся трёхмерное изображение сонной древесной девы, а затем перевела взгляд на Ёлко.

— Игги? Ты рассматриваешь Игги, как полноценную копию Лешей?

Дворянка кивнула.

— Только так система обретает равновесие. Все вместе они представляют собой…

— Эго, Суперэго и Оно? — догадалась горничная.

Ёлко снова кивнула.

— Это весьма упрощённая модель, но нам сгодится. Давай вспомним события в Коваче? Броня Глашек поглотила коллективного призрака, жаждущего мести, и это закономерно ударило по личности. По Эго, — дворянка наставительно подняла палец. — Предвидя своё грядущее падение, наша зануда принялась кристаллизовать собственное Суперэго том, что полагала своим функциональным телом. А это функциональное тело менялось под воздействием семян ясеня…

— …сбрасывая с себя бремя человеческой плоти, — ударила кулачком по ладони Илега. — Но… разве привязка души работает так? Собери всё хорошее в одном куске, а плохое останется в других?

— Ба-а-а-ака, — упёрла руки в боки Ёлко. — Разумеется, оно работает не так. Я же сказала, что всё сильно сейчас упрощаю именно для наглядности. Разумеется, Иггдрасиль такая милашка не потому, что в ней собрались все светлые моральные качества Брони, а оттого, что их увязали в единый сложный магический контур. И разумеется, Перловка такая злая, не потому, что в ней осталось только всё тёмное, а из-за того, как именно проходило перерождение.

Дворянка принялась постукивать пальцем по краю стола, выдавая слегка неровный, несколько нервирующий при долгом прослушивании ритм, который никак не вязался с той размеренностью, с которой произносились слова.

— Вот ты представь, Илега, что ты впервые себя осознала не на руках матери и не у её юбки, а среди скулящих от боли обитателей Стенающей Рощи. Представь, что ты помнишь разом прошлое сотни человек, и всё это прошлое преисполнено страданиями тех, кого доводили до безумия пытками. Но хуже всего то, что у тебя нет рук, ног, глаз, ушей и головы. Ты сама — кусок отвалившейся от Иггдрасиль плоти. Точнее, сразу несколько кусков, пытающихся срастись воедино наугад.

Горничная нервно сглотнула. Ей очень хотелось закричать, потребовать Ёлко заткнуться, зажать ей рот, но воевым усилием русовласка заставляла себя слушать.

— Твои моральные установки пали. Их не удерживал магический контур, ведь Броня сконцентрировалась на своей древесной части. Боль, обида, ненависть и горе потерь, пережитых сразу сотней человек, в тебе сплелись воедино. Ты уже тогда становишься сущностью злой и мстительной, завидующей всем, кто не пережил то же, что и ты, и ненавидящей их…

Илега поджала губы. Она уже знала, что будет дальше:

— …а затем ты выбираешься из Стенающей Рощи и попадаешь в руки Ганнибала…

— …который будет рад воспользоваться таким ценным ресурсом, — одобрительно кивнула Ёлко. — Однако, несмотря на то, что происхождение Перловки и Иггдрасиль бесконечно далеко от простого отделения Суперэго и Оно от Эго — тем более, что Эго в данной ситуации становится восстановленная из копии Броня, — данные сущности, данные символы оказывают влияние на сознание Перловки…

— …потому что из всех троих она — личность испытавшая наибольшее количество лишений и наиболее нуждающаяся в формировании картины справедливого мира? — в такт дворянке кивала горничная. — Лешая до недавнего времени вообще не была в курсе, что невкусная кашка существует, а Игги — спит и пробуждается лишь для того, чтобы бездумно выполнить заложенную программу. При этом Перлуша воспринимает древесную стражницу, как фигуру, близкую к материнской, а Броню — как узурпатора места в мире…

Ёлко подняла руку в останавливающем жесте.

— Тут уже пора к каждой догадке добавлять “с наибольшей вероятностью”. Это версии, которые удачно ложатся на известный нам психологический портрет, но которые пока что не являются единственно возможными. Не будем допускать ошибки Хеора и выдавать вероятное за однозначно верное.

Илега вновь кивнула. На сей раз — понимающе.

— Я буду держать это в голове. Встретившись с Перловкой я смогу отделить сценарий семь-альфа от сценария семь-альфа йотированное.

— Уверена? — нахмурилась Ёлко. — Уверена, что сможешь осознать, какие именно желания управляют Перловкой? Я хочу сказать, что сдерживающие факторы в её поведении все имеют природу исключительно внутреннюю. Ничто из внешнего мира сейчас не способно контролировать это создание.

Горничная улыбнулась. Грустно, но в то же время бодро.

— Змеи тоже любят тепло.

Глава 24. Королева без земли

Голограмма не передавала и десятой доли великолепия этих мест.

То был буквально дворец. Илега не знала, как ещё описать здание Национального театра. Тем более, что иных слов и не требовалось. Горничной приходилось посещать дворец Лотарингских. Вот то же самое! Один в один! Та же пышная роскошь старины. Узнаваемая цветовая гамма под белое с золотом. Даже лампы в бра и люстрах подобраны так, чтобы создавать ощущение естественного освещения пламенем. Нет-нет, разумеется скованная стеклом нить накаливания рассеивала тьму лучше огней свечи, но ведь цель была не в том, чтобы скопировать старину дословно, ничуть не улучшив, а в том, чтобы передать её дух, её настроение.

Именно ощущение естественного освещения, а не само естественное освещение.

Дорогая мебель средней вычурности. Именно что “средней”. Чтобы не оттягивала на себя внимание с однотонных чёрных статуй поэтов, военачальников и политических деятелей, особо выделявшихся средь злата и бела. А потолки! Они все служили полотном, на котором художники писали картины, изображавшие как узнаваемые античные сюжеты, так и события из истории Богемии. Вот Вацлав II благославляет строительство шахты под Кутна-горой. А вот полотно изображающее другую гору. Белую. А точнее битву с испанцами подле неё.