Жертвуя малым (СИ) - Медейрос Вольга Страница 53

Робот миновал кухню, поднялся по лестнице на второй этаж, свернул к спальне мальчика. Он шел и видел его, безжизненного ребенка, каллиграфического червя, вытянувшегося под неподатливым одеялом, с веками, дрожащими от снов, с дыхательной маской на плоском лице, с прядью волос, навеки застывшей на лбу; мальчика, чьи зубы под тонкой кожей лица медленно росли, пожирая минералы организма, чьи ногти удлинялись под чистой, белоснежной до голубизны простыней, а тело обретало мертвенную, закаленную смертью прочность. Отворяя дверь в спальню ребенка, он твердо знал, что сделает. Срок вышел, и кто-то должен был помочь куколке стать бабочкой. Кто-то должен был продемонстрировать программе, что гложущего ее парадокса не существует.

Протянутая рука замерла на кнопке выключателя. Робот подождал, прислушиваясь, не зазвучит ли сирена воздушной тревоги, но в спальне было тихо, лишь шуршал едва слышно компрессор аппарата искусственного дыхания, да тикал кардиограф, отсчитывая пульс. Робот постоял с минуту, считая ровные удары, и мягко вдавил внутрь пластик отключения питания.

Он, не мигая, смотрел, не желая ничего пропустить, но смерть вошла неслышно и, постояв, покинула темную комнату для того, чтоб никогда впредь не возвратиться.

— Бабочка, — сказал он неподвижности на кровати, — лети.

И отменил вызов, поступивший на пульт госпиталя в связи с тем, что оборудование обязательного жизнеобеспечения внезапно отказало.

Наползла тишина, лишь писк кардиографа, потерявшего нить пульса, нарушал ее. Робот постоял, наблюдая, и приблизился к кровати. Аккуратно, стараясь не касаться кожи, снял дыхательную маску с лица коматозника, потянул, вынимая трахеостомическую трубку из гортани. Не успел поднять руку, как на его предплечье сжались чужие пальцы.

Мальчик распахнул глаза, тело его конвульсивно дернулось. Робот отвел руку со сжатой в пальцах маской от лица мальчика. Тот, вытянувшись и не ослабляя хватки, открывал и закрывал рот, на лице читалось отчаяние. Наконец, успокоившись, мальчик повел зрачками, отыскивая глаза робота, и непослушным голосом просипел:

— Воздуха!

— Расслабься, — сказал ему робот. — Здесь воздух есть.

Мальчик закатил глаза, дернулся вновь. Пальцы его на предплечье робота разжались.

— Воды, — хрипло сказал он.

Робот повел рукой, и рука мальчика упала на одеяло, как издохшая змея. Робот положил маску на тумбочку рядом с тревожно пищащим кардиографом, налил в стакан немного воды из стеклянного кувшина, стоявшего на другой тумбочке. Приподняв подушку с лежащей на ней головой мальчика, бережно влил в раскрытый рот воду.

Мальчик хлебнул, подавился, раскашлялся. Робот услышал, как на кухне что-то разбилось.

— Твоя мать идет сюда, — сказал он, наклоняясь над сыном киберконструтора.

— Что со мной? — спросил тот тихо.

— Ты стал бабочкой.

Мальчик посмотрел на него, нахмурив черные брови.

— Я видел воронку, — сказал он. — А потом я в нее шагнул, и… Я хочу есть.

— Сейчас придет твоя мать, — ответил робот. — Она накормит тебя.

Кардиограф продолжал пищать и мальчик поморщился. Робот отключил прибор.

В комнату вбежала жена киберконструктора. Взгляд ее метнулся к роботу, рот искривился, но тут же она заметила сына и все внимание устремила на него.

— Милый! Ты очнулся?

Она бросилась к постели, оттесняя робота в сторону.

— Как ты, мой дорогой? — причитала она, трогая лоб мальчика, теребя его за руку. — Как ты себя чувствуешь?

— Мама, — сказал ей мальчик, но глядеть продолжал на робота, — я есть хочу.

Робот отступил от них, наблюдая, как мать, сама не своя от счастья, хлопочет над сыном.

«Куколка стала бабочкой, — подумал он. — Но ее душа не такая, как у других».

Он не знал, что это означает, просто констатировал факт. Женщина прогнала его, и он вернулся в чулан, чтобы обдумать увиденное. Ему многое предстояло обдумать.

Прошло восемь часов, и в чулан к нему явился гость. Это был уже не тот бледный и худой, как сама смерть, мальчик-куколка, растерянный и испуганный. Лицо его округлилось, кожа приобрела гладкий белый, словно мраморный, цвет, а губы стали сочно-красными. На узком и некрасивом лице громоздились черные очки. Встав на пороге подбоченившись, преобразившийся мальчик звонким голосом произнес:

— Эй ты!

— Да, — сказал ему робот. Он чувствовал терпкий сытный запах, исходящий от визитера, и видел, как жирно пульсирует и переливается душа, свернувшаяся в его животе. Душа, не такая, как у других, но за последние часы заметно окрепшая.

Мальчик ухмыльнулся и сделал шаг в тесную каморку. Свет коридорных светильников лился за его за спиной, но тени мальчик не отбрасывал.

— Боишься меня? — важно спросил он.

— Нет.

— Зря, — сказал он. — Я ведь сейчас столько всякого могу, ты обалдеешь, — он вытянул губы трубочкой и причмокнул.

— Ты сыт? — спросил его робот.

Мальчик хмыкнул.

— А твои родители?

— Они спят, — он на миг помрачнел, склонил голову, будто прислушиваясь к чему-то. — Отец спит, — уточнил он.

— Спит, — согласился робот. Он разглядывал стоящее перед ним предназначение, и думал о том, правильно ли поступил. Он не знал ответа, но, может быть, будущий владелец объяснит ему?

— Для чего ты пришел?

Мальчик снова хмыкнул, но было видно, что не так уж ему и весело, как он пытается изобразить.

— Ты знаешь, что случилось? — спросил он уже иным, не прежним самоуверенным тоном.

— Твое дальнейшее функционирование было прописано как цель. Необходимо было сделать так, чтобы ты очнулся, встал, ходил, говорил. Цель достигнута, задача выполнена.

— Ты убил меня, придурок!

— Убийство противоречит базовым установкам. Подключенный к аппаратам обязательного жизнеобеспечения ты был все равно что мертв. Теперь — нет?

— Я не знаю, — мальчик вдруг сел на пол, снял с лица очки. Глаза у него были злые и испуганные. Робот опустился на корточки рядом. — Ты меня убил? — а потом… я был голоден, понимаешь? И мама… она принесла мне бульон, но я не смог его есть. А потом… она наклонилась ко мне, и ее шея… так пахла! Я хотел только попробовать, совсем немножечко куснуть, а мама… она закричала и стала бороться. Я схватил ее, впился, и… Мне стало так хорошо, сытно и тепло, сердце снова забилось. А она… она упала, но потом она встала, полежала немного, совсем немного, и встала. Она спросила, что ей делать, и я сказал: «Позвони отцу». Она позвонила, и сейчас… он спит. Что я должен делать теперь, скажи?

— Неверный запрос. Поставь конкретную задачу.

— Ты станешь мне служить? — тихо спросил мальчик. — Станешь… помогать?

— Введи ключевое командное слово и поставь задачу. Что значит — помогать?

— Ну, — мальчик опустил голову, теребя дужки темных очков. — Когда я снова проголодаюсь.

— Недопустимо причинять умышленный вред разумному белковому. Поправка: разумному белковому, обладающему душой.

— Даже если я прикажу? — вскинул мальчик голову. В глазах его мелькнул опасный азарт.

— Даже если будет приказ. Базовые настройки изменить невозможно.

— А если я тебя укушу? — тихо, внятно произнес мальчик.

— В число базовых настроек входит функция самосохранения.

— А если тем самым ты причинишь мне вред?

— По возможности необходимо избегать такой ситуации.

Мальчик хмыкнул:

— Жестянка!

Робот промолчал. Основу строения его тела составляла органика, чип был сделан из тугоплавкой пластмассы и кремния. Жести в нем не было ни грамма, но ведь мальчик говорил не об этом. Он ведь не спрашивал ни о чем.

— Я слышал новости, — сказал вдруг мальчик и свесил руки между колен. — В городе должны быть другие такие же. Не мешало бы разыскать их.

— Для чего?

Он пожал плечами.

— Может быть, они что-то знают о том, что происходит.

— Ты ставишь задачу?

— Да. Когда отец… проснется, я спрошу у него командное слово.