Павел Корнев - Повязанный кровью Страница 53

– Чего зенки вылупил? Скидывай камзольчик, говорю, – ощерил тот гнилые зубы.

Не произнеся ни слова, я быстро стрельнул глазами по сторонам, пытаясь определить, смотрят ли на нас караульные. Вроде нет: сопровождающие из тюрьмы треплются с солдатами гарнизона, капрал пытается пересчитать заключенных из второго фургона, а пехотинцам тоже не до того – им бы никого, кто сдернуть попытается, из виду не упустить.

– И порты скидывай, – видимо, приняв мой взгляд за проявление неуверенности, начал куражиться бугай и для подкрепления своих слов пихнул меня в грудь.

Молча ткнув растопыренными пальцами ему в глаза, я быстро отошел от упавшего на колени выродка и пошел искать Арчи и Шутника. И куда они запропаститься могли? А! Слышу голосок знакомый. Точно: это ж Габриель всех чертей поминает. Чего опять приключилось? Как оказалось, ничего серьезного: просто Арчи, обрывками тряпок заматывая ему стертые в кровь запястья, немного перестарался и теперь был вынужден выслушивать не слишком лицеприятное мнение о своей родословной.

– Чего орешь? – остановившись рядом, угрюмо уставился я на Шутника. – Самое веселое только начинается.

– Иди ты, – зло прошипел тот. – Ни черта веселого не вижу.

– Да ну? – усмехнулся я.

– Хватит лаяться, что делать будем? – встал между нами Арчи.

– Что скажут, то и будем, – хмыкнул Габриель. – Или ты считаешь, у нас есть выбор?

– Стройся! – неожиданно низким голосом заорал долговязый капрал, который успел разобраться с первой партией заключенных. – Стройся в шеренгу, сукины дети!

Сбившиеся в кучу каторжане с трудом поняли, что от них требует пехотинец, но крепкая ругань и весьма чувствительные удары дубинками, посыпавшиеся со всех сторон, быстро привели всех в чувство. А заодно и вбили в головы один из главных армейских принципов: приказы надо выполнять быстро, не задумываясь и по возможности молча.

Прошедшийся перед неровным строем капрал с кислой миной всех оглядел, пробурчал что-то про позор армии и дал команду двигаться к внутренним воротам башни. Естественно, бегом.

У ворот нам пришлось задержаться, и пытавшийся расспросить меня в фургоне типчик не от большого ума заикнулся о причитающейся нам вечерней пайке. Бедолага немедленно был досыта накормлен росшей у крепостных стен пыльной травой. Больше вопросов никто не задавал.

Все так же бегом нас загнали в ворота, на ходу пересчитали и уже под конвоем новых солдат отправили через половину форта в обнесенный частоколом загон с плацем, полосой препятствий, стрельбищем и пятью длинными бараками казарм.

Даже с первого взгляда становилось ясно: сбежать отсюда будет ничуть не легче, чем с рудников. Вся территория загона прекрасно просматривалась со сторожевых башен, и даже ночная темнота не поможет незаметно перебраться через высоченный забор. А ведь есть еще и патрули, и натасканные на людей собаки…

Караулившие на въезде пехотинцы в длинных кольчугах и кожаных шлемах со скрипом распахнули ворота, и ничуть не запыхавшиеся конвоиры загнали нас внутрь. К счастью, дальше бежать пришлось совсем немного: шагов через сто мы выскочили на уместившийся между тремя казармами небольшой пятачок, где на утоптанной земле уже валялись заключенные из первого фургона.

Многие тут же повалились рядом и зашлись в кашле, выхаркивая кровавыми сгустками легкие. Оставшиеся на ногах неосознанно сбились в кучу и настороженно озирались по сторонам. И было от чего насторожиться: крики из зарешеченных окошек казарм не оставляли надежды на дружелюбный прием.

– Мясо!

– Готовьтесь сдохнуть!

– Свежее мясо!

– Молитесь, суки!

– Отдайте их нам! Нам!

– Мясо!

Я опустился на корточки рядом с шумно хрипевшим Шутником, который растянулся навзничь, и похлопал по земле, приглашая присоединиться к нам Арчи. Похоже, нравы здесь царят похлестче тюремных. Ну да от сплава тюрьмы и армии иного ожидать не приходится.

– Держимся вместе, – заявил Арчи, присаживаясь рядом. – Если что – бейте наповал.

– От барака не отмашемся, – глотнув ртом воздух, предостерег его я и проверил запрятанный в сапог смоляной шарик с капелькой «Ветра севера». То ли катышек был спрятан в очень уж удачном месте, то ли тюремщики просто приняли его за грязь, но из всех моих зашитых в одежду тайников обыск пережил только этот. Вот и приберегу его на самый крайний случай.

– От барака и не придется, – уверенно заявил поднявшийся с земли Шутник, который начал отряхивать куртку. – Я в таких местах год кантовался, пока родня не выкупила. Заводил там на всю толпу не больше десятка.

– Ты север с Норлингом не сравнивай, – предупредил его здоровяк. – Мы здесь чужаки, разве что Кейн за местного сойдет. Цепляться будут все кому не лень.

– Видно будет, рано пока заупокойную читать, – махнул рукой Габриель.

Неожиданно крики из окон бараков смолкли, и я, поднявшись на ноги, завертел головой по сторонам. Ага, вот оно что: в сопровождении двух капралов и лейтенанта из-за казармы вышел человек лет сорока в форме пехотного капитана, который молча оглядел растерянную толпу бывших заключенных. Тяжелый взгляд был у него, ох, тяжелый. Не сомневаюсь, что этот худощавый человек с сединой в волосах видел насквозь и харкающих кровью доходяг, и испуганно оглядывающихся по сторонам пойманных за браконьерство крестьян, и уже успевших сбиться в компании по пять-шесть человек бывших каторжан.

Да уж, крупная шишка к нам пожаловала. Вряд ли на весь форт найдется два пехотных капитана. К тому же о статусе человека больше говорит не золотое шитье мундира, а моментально отлипшие от стен и вытянувшиеся по струнке караульные. Да и мгновенно наступившее молчание в казармах тоже дорого стоит: значит, успели выдрессировать.

– Стройся! В шеренги по дюжине! Ровнее!

На этот раз команды капрала выполнялись куда расторопней, но сейчас и этого оказалось недостаточно: малейшие заминки карались ударами дубинок, зуботычинами латных рукавиц и тычками коротких копий. Но надо сказать, и выстроились мы гораздо быстрее. И куда ровнее.

Большинство заключенных, хоть ни черта и не понимали в армейских знаках различия, но безошибочно определили в седом важную птицу. Так что ни глупых вопросов, ни попыток потянуть время больше не было. Все шкурой чуяли, что сейчас любая оплошность может обойтись слишком дорого.

– Я капитан Торсон. – Седой сделал шаг вперед и оперся на изящную трость с позолоченным набалдашником. Мне удалось различить легкую хромоту, но уверен: при необходимости капитан может двигаться и стремительней, и изящней большинства приглядывавших за нами пехотинцев. – И это все, что вам надо обо мне знать. Важнее другое – отныне ваши никчемные жизни зависят только от меня и моих людей.