Джон Толкин - Сильмариллион Страница 53

Все его прислужники погрузились в сон, сникли и погасли все огни; лишь Сильмарили в короне Моргота внезапно вспыхнули сияющим белым пламенем; и под тяжестью камней и короны голова его склонилась, словно была в них вся тяжесть мира, его волнений, страхов и желаний, превозмочь которую не в силах была даже воля Моргота. Тогда Лутиэн, подхватив свою крылатую оболочку, взмыла в воздух, и голос ее хлынул подобно дождю, изливающемуся в бездонные черные омуты. Она набросила свой плащ на глаза Моргота и навела на него сон, черный, как Внемировая Тьма, где он бродил когда-то. И вот он рухнул, подобно сорвавшейся с гор лавине, и, с грохотом скатившись со ступеней трона, распростерся на дне преисподней. Железная корона с фомким стуком скатилась с его головы. Все замерло.

Мертвым зверем лежал на земле Берен; но Лутиэн, коснувшись его рукой, пробудила его, и он сбросил волчий облик. Затем он вынул из ножен кинжал Ангрист и вырезал из железных тисков Сильмариль.

Берен сжал камень в кулаке, и сияние заструилось сквозь живую плоть, и рука его стала подобна зажженному светильнику; Сильмариль же покорился его прикосновению и не ожег его. Тогда Берену пришло на ум, что он мог бы исполнить более, чем поклялся, и унести из Ангбанда все три Камня Феанора; но не таков был жребий Сильмарилей. Ангрист сломался, и осколок его, отлетев, задел щеку Моргота. Он застонал и шевельнулся, и все войска Ангбанда дрогнули во сне.

Страх охватил тогда Берена и Лутиэн, и они бежали, забыв об осторожности и не сменив облика, желая лишь только еще раз увидеть свет. Никто не пытался ни задержать, ни преследовать их, но Врата для них были закрыты, ибо Кархарот пробудился и в гневе стоял у порога Ангбанда. Прежде чем бегущие могли его заметить, он увидел их и прыгнул.

Лутиэн была обессилена и не успела усмирить волка. Но Берен метнулся вперед, заслонив ее, и в правой руке он держал Сильмариль. Кархарот замер, и страх на мгновение охватил его. "Беги, — вскричал Верен, — беги, сокройся, ибо вот огонь, что пожрет тебя и все творения зла!"

Но Кархарот взглянул на камень и не устрашился, и при виде пылающего огня в нем пробудился ненасытный дух; и вот, разинув пасть, он сжал в челюстях кулак Берена и откусил его. Мгновенно его внутренности наполнились мучительным пламенем, и Сильмариль опалил его мерзкую плоть. С воем он бросился прочь, и эхо вторило его воплям, мечась в горах, окружавших привратную долину. Так ужасен был он в безумье своем, что все твари Моргота, обитавшие в этой долине, или, находившиеся на дорогах, что вели в нее, бежали прочь, ибо он убивал все живое, что встречалось на его пути, и вырвался с Севера, неся разорение миру. Из всех бедствий, что когда-либо, до падения Ангбанда, выпадали Белерианду, ужаснейшим было безумие Кархарота, ибо вызвано оно было мощью Сильмариля.

Берен же лежал без чувств у грозных Врат, и смерть его была близка, ибо клыки волка источали яд. Лутиэн губами высосала яд и собрала слабеющие силы, чтобы остановить кровь, хлеставшую из ужасной раны. Но за спиной ее, в глубинах Ангбанда послышался грозный ропот. Пробуждались орды Моргота.

Казалось, что вот так, отчаянием и гибелью, закончится поход за Сильмарилями; но в этот час над краем долины показались три могучие птицы, что мчались на север, обгоняя ветер. Слух о скитаниях и нуждах Берена достиг всех зверей и птиц, да и Хуан просил всех, кто ни встретит его в нужде, прийти ему на помощь. Высоко над владениями Моргота парили Торондор и его витязи и, увидев безумие волка и близкую гибель Берена, они примчались именно тогда, когда мощь Ангбанда вырвалась из тенет сна.

Орлы подхватили Берена и Лутиэн и унесли высоко под облака. Под ними загрохотал гром, взметнулись молнии и содрогнулись горы. Огонь и дым исторглись из Тангородрима, и пылающие громы разлетелись далеко, неся гибель землям, и трепетали нолдоры в Хифлуме. Торондор же держал путь высоко над землей, по путям поднебесным, где всегда сияет обнаженное солнце, и бродит луна среди ясных звезд. Так пролетели они над Дор-ну-Фауглифом, и над Таур-ну-Фуином, и над сокрытой долиной Тумладэн. Не было ни облаков, ни тумана, и Лутиэн, взглянув вниз, увидела под собой подобное белому свету, исходящему из глубин зеленого камня, сиянье Гондолина Дивного, где правил Тургон. Но она рыдала, думая, что Берен обречен; он не открыл глаз, не произнес ни слова и ничего не знал об этом полете. Наконец орлы принесли их в Дориаф и спустились в ту самую лощину, откуда некогда в отчаянии ушел тайно Берен, покинув спящую Лутиэн.

Там орлы положили рядом Берена и Лутиэн и вернулись на вершины Криссаэгрима, в свои высокогорные гнезда; к Лутиэн же явился Хуан, и они вдвоем выхаживали Берена, как прежде, когда она излечивала его от раны, нанесенной Куруфином. Эта рана, однако, была тяжела, и в ней остался яд. Долго Берен был недвижен, и дух его блуждал у темных смертных рубежей, постоянно испытывая муку, которая гнала его от видения к видению. И вдруг, когда надежды Лутиэн почти иссякли, он очнулся и увидел над собой листья, заслонявшие небо, и услышал под листьями нежно и тихо певшую рядом с ним Лутиэн Тинувиэль. И снова была весна.

Впоследствии Берен был прозван Эрхамион, что означает Однорукий; страдание запечатлелось в его чертах. И все же он был возвращен к жизни любовью Лутиэн, и восстал, и вновь они вдвоем бродили в лесах. Не спешили они уходить из этих мест, что казались им дивно прекрасны. Лутиэн и вовсе желала вечно бродить и не возвращаться, забыв свой дом и род и все величие эльфийских владений; был вначале счастлив и Берен, но не мог он забыть о клятве вернуться в Менегрот, да и не хотел навеки разлучить Лутиэн с Тинголом. Ибо он верен был закону людей, считая опасным противиться воле отца, разве только в крайней нужде; казалось ему также неподходящим, чтобы Лутиэн, столь царственная и прекрасная, жила всегда в лесу, подобно грубым и невежественным людям-охотникам, чтобы она была лишена крова, почета и тех дивных вещей, что составляют наслаждение владычиц эльдаров. Потому он вскоре переубедил ее, и они покинули бесприютные земли, и Берен вошел в Дориаф, ведя Лутиэн домой. Того хотела их судьба.

Недобрые дни настали в Дориафе. С тех пор, как исчезла Лутиэн, скорбь и безмолвие завладели им. Долго разыскивали ее — и все напрасно. Говорят, что именно тогда пустился в скитания Даэрон Песнопевец, и больше никто его не видал. Это он, прежде чем Берен пришел в Дориаф, создавал для Лутиэн песни и музыку для танцев; он любил ее и все свои мысли о ней воплотил в своей музыке. Он стал величайшим певцом к востоку от Моря, и имя его называли даже прежде имени Маглора, сына Феанора. В бесплодных поисках Лутиэн он прошел страшными тропами и, перевалив через горы, пришел на восток Средиземья, и там много веков над темными водами слагал он плачи о Лутиэн, дочери Тингола, прекрасней которой не было в мире.