Владислав Русанов - Стальной дрозд Страница 53

– Ты ранен, – сказал бывший студент. – Много ли чести для меня победить раненого? Если я одолею, всякий скажет – подумаешь, однорукого завалил. А если ты – еще хуже. Позор, с калекой не справился.

Каматиец скривился.

– Не думай, что моя рана облегчит твое положение. Я одинаково владею обеими руками. А ты так и собираешься драться этой дубиной?

– Я вообще не хочу драться.

– Трус! – Солдат дернулся всем телом, крутанулся, и острие меча, удерживаемого в вытянутой руке, глянуло в лицо табальца.

Наверное, у благородных господ это движение означает вызов, от которого отказаться уже нельзя. Но Антоло не считал себя благородным господином. Овцевод он везде овцевод, а в Табале так втройне.

– Ну же! Защищайся! Вытаскивай свою колотушку!

И тут Антоло понял, почему лицо человека, дрожавшего напротив него от азарта и жажды крови, сразу показалось знакомым. Вовсе не потому, что все каматийцы на одно лицо. Напротив, картавый Вензольо и верткий черноусый Тедальо, получивший две стрелы при штурме замка ландграфа Медренского, не были на него похожи ни капельки. Просто Антоло видел каматийца в гвардейской форме, с серебряным бантом на плече. Один из дружков тьяльца Кирсьена. И зовут его… Сейчас, сейчас… Фальо? Точно! Фальо!

– Мы уже один раз сцепились из-за ерунды, – неторопливо произнес табалец. – И до сих пор искупаем свою горячность. Давай не будем наступать дважды на одни и те же грабли.

– Что? – не понял солдат.

– Ты служил в гвардии Аксамалы?

– Да, – голос чернявого предательски дрогнул.

– Тогда вспомни бордель «Роза Аксамалы».

На лице Фальо отразился целая буря чувств.

– Ты… ты…

– Я – Антоло. Студент…

От прямого выпада в лицо он едва успел уклониться. Сталь скользнула в волоски от щеки – холодом обдало. Не хватаясь за оружие, табалец вцепился солдату в запястье, обхватывая другой рукой поперек груди. Ну да… Все такой же порывистый и горячий, как и тогда. А здорово он все-таки запрыгнул на спину Емсилю и вцепился как репей, не оторвать.

– Слушай меня внимательно, Фальо, – проговорил Антоло прямо в оказавшееся около его губ ухо. – Слушай и не дергайся. Да, мы наделали много глупостей тогда. Поверь, что внакладе оказались все. И ваши, и наши. Если бы я мог вернуть жизнь назад, я бы хотел не ссориться с вами тогда, а выпить стаканчик-другой вина, вместе пошутить и посмеяться…

Каматиец сдержанно рычал, пытаясь вырваться, но Антоло не давал ему ни малейшей надежды.

– Слушай и не дергайся, я говорю. Судьба свела меня с твоим другом, Киром. Мы служили у одного и того же кондотьера в северной Тельбии. Мы вместе рисковали жизнью, и однажды он лез в самую середку вражеского города, чтобы спасти меня. Я горжусь тем, что сражался с ним бок о бок. И в Медрене, и в том последнем бою, когда наш отряд уничтожили остроухие. Тем, что я спасся, я обязан только кентаврам.

Фальо замер и немного обмяк.

– Кир погиб? – проговорил он и судорожно сглотнул, скорее даже хлюпнул горлом.

– Он дрался так, что об этом бое можно слагать легенды, – заверил каматийца Антоло. И добавил: – Мы бились не за независимость Гобланы, будь она неладна, не за Империю, хоть я не вижу в ней ничего плохого. Мы прикрывали простых людей. Беженцев. Не благородного сословия – землепашцев, охотников, лавочников, лесорубов, бортников, рудокопов. Таких же точно, как те жители Да-Вильи, которых я решил защищать сейчас. И клянусь муками Триединого, я буду драться за них до последней капли крови. А ты, господин лейтенант гвардии, решай для себя, что важнее: сидеть около своих складов, как кобольд на сундуке с самоцветами, или помочь нам. И не только помочь нам, но и спасти от голодной смерти своих людей, которые выбрали тебя старшим, доверились тебе. – С последними словами он сильно оттолкнул Фальо от себя. С таким расчетом, чтобы тот не смог зацепить его мечом, если дурацкая гордость возьмет верх над здравым смыслом.

Каматиец отлетел шагов на пять, взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, и упал на одно колено. И замер. Только плечи ходили ходуном…

Время шло.

Антоло не поворачивался к своим. Один раз они уже не оправдали его ожиданий. Переложили ответственность на его плечи. Ничего. Он справится. И в этот раз, и во все последующие разы. Он сильный. Он из потомственных овцеводов Табалы…

Медленно, очень медленно, Фальо встал с колен. Со стуком вогнал меч в ножны. Повернулся. Оглядел Антоло с ног до головы. Приязни в его взгляде не было, но присутствовало уважение.

– Хорошо, мы поможем тебе разбить мародеров, – сказал он ровным голосом, лишенным как гнева, так и особой радости. – Но ты не вправе рассчитывать на нас, как на присягнувших солдат. Мы – сами по себе. Ты и Табала, вместе с ее независимостью, – сами по себе. Мы служим Сасандре! – закончил он, поворачиваясь лицом к ограде. – Слава Сасандре!

– Слава! Слава Сасандре! – дружно отозвались солдаты.

Антоло выдохнул. Прохладный весенний ветерок нырнул за шиворот, будто кто-то сосульку сунул. Рубаха промокла… А он и не заметил сразу. Молодой человек поежился. На негнущихся ногах подошел к лошади, уткнулся лицом в теплую, чуть колючую шерсть, втянул ноздрями запах конского пота. Неужели получилось?

Глава 11

Вальдо одернул новенькую перевязь и нахмурился, изо всех сил изображая серьезность. Хотя на самом деле ему хотелось смеяться и во все горло орать песни. Еще бы! Погода отличная – весеннее солнышко припекает, по небу бегут облака, похожие на овечек, какими славится Табала, легкий ветерок щекочет щеки и недавно отпущенную бородку. И дельце предстоит легче легкого. Подумаешь, взбунтовались овцеводы немытые, отказались от их покровительства. Надеются на защиту того одноглазого кондотьера, что помог им осенью? Ну-ну… Тогда обывателям просто повезло, как рассказывал Бартоло Рыбий Глаз, нынешний главарь шайки. Да, вольные охотники увлеклись грабежами. А что еще делать? Ради этого и шли на Да-Вилью. Пограбить, повеселиться всласть.

На самом деле охотников в обычном понимании этого слова в толпе, шагающей в жалком подобии маршевой колонны, было мало. Ну, самое большее, десяток. А так войско Рыбьего Глаза состояло из дезертиров, наводнивших север Империи; разорившихся крестьян и ремесленников, которые отчаялись продать хоть кому-нибудь плоды своего труда; горожан, жителей разоренных мародерами поселков; воров, разбойников, нищих и прочего отребья, всплывающего почему-то вверх на волне любой смуты, какие бы причины ее ни вызывали. Название «вольные охотники» придумал Бартоло.

Высокому, мосластому, чуть сутуловатому аруниту нравилось изображать из себя кондотьера, устанавливать всякие обычаи и требовать от своих людей их соблюдения. Он всерьез подумывал о том, чтобы самопровозгласиться правителем подвластной ему территории. С недавних пор любого, кто обратился к нему иначе, чем «ваша светлость», он мог в лучшем случае сбить с ног ударом кулака (а кулаки ему Триединый подарил достойные зависти и всяческого уважения – с пивную кружку), а в худшем – воткнуть в живот корд или приказать телохранителям привязать глупца к столбу и забить палками насмерть.