Гордон Диксон - Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека Страница 53

Окруженный сандмирками, Джим запоздало понял, что мир, в который он провалился вместе с Энджи, не столь уж удобен и приятен. Это жестокий мир. И все, с кем он повстречался, — Смргол, Брайен, Арагх, Жиль, Дэффид, Даниель и даже хозяин Джек и Секох — воины, выжившие после и за счет сражений. Они выжили только потому, что обладали требуемым для выживания уровнем храбрости. Джим презирал эту храбрость, когда бросился на копье Хьюго де Буа. Но потом вдруг обнаружил, что смертен, как все остальные! Это открытие привнесло в жизнь нестерпимую горечь: в двадцатом веке он мог в любой момент увильнуть и не проявлять отваги, присущей жителям средневекового мира.

Но речь об удали или храбрости уже не шла. Его смерть была неминуемой — вне зависимости от мужества или отваги. Сандмирки затаились за ближайшими деревьями, а паника, рожденная их подвываниями, начала уже разъедать мозг. И не было поблизости костра, пламя которого удержит их на расстоянии. На сей раз, выбрав тактически беспроигрышный момент, они явились в дождливую ночь, когда облака плотно затянули небо; когда дракон не мог взлететь, опасаясь столкновения с деревьями или утесом; когда дракон, как обычное прикованное к земле животное, мог спасаться только бегством на своих четырех. Единственное, что выделяло эту ночь из ряда всех предыдущих — Джим наконец-то разобрался в себе: ничтожный триумф, единственное, что отличало «просветленного» Джима-Горбаша от обычного обреченного на смерть дракона.

И тут у него перехватило дыхание. На мгновение были позабыты голоса сандмирков: Джим увидел путь к спасению. Или к смерти? Но смерть в бездействии презренна, когда можно воспользоваться последним шансом к спасению. Что он говорил Каролинусу в их первую встречу?.. «Но я же не дракон?»

Он и не был драконом: у Горбаша, несомненно, в подобной ситуации не осталось бы выбора, но у Джима Эккерта выбор был! Он готов погибнуть во время штурма Презренной Башни ради спасения Энджи — если это потребуется — но не беспомощно и покорно; он не станет лакомством для сандмирков.

Вероятно, смерть поджидала его и в воздухе, но он предпочитал умереть, пав с небес, чем остаться здесь и быть съеденным. Горбаш раскрыл пасть и взревел на сандмирков, а Джим пригнулся и ринулся вверх, навстречу темноте и дождю; завывания начали быстро стихать, а тишина поглотила и окружила дракона.

Он взмахивал крыльями, набирая высоту, и в нем теплилась надежда, что слой облаков опустился низко и, пробив его, он вылетит под свод чистого звездного неба. Но где внутри слоеного пирога из всех этих дождевых облаков ему отыскать восходящий поток? Хороший ветер спас бы Джима, но дождливая погода исключала сильные, устойчивые воздушные потоки внутри нагромождения дождевых туч. Стоит ему перейти на парящий полет — и рано или поздно крылья нальются усталостью, и он начнет терять высоту, после чего падение на землю станет неминуемым.

Но пока силы не покинули Горбаша, Джим вновь и вновь настойчиво продирался наверх сквозь стену дождя. Темнота окружала и сжимала дракона: спереди и сзади, снизу и сверху. Он ощущал, что несмотря на все усилия, неподвижно висит в мокрой и кромешной пустоте. Дождь шел безостановочно, и не было прорехи в плотном покрове темноты.

Сравнивая быстроту набора высоты с предыдущими взлетами, Джим прикинул, что уже достиг рубежа пяти тысяч футов. Он попытался вспомнить некогда заученные, но потом позабытые сведения о дождевых облаках. Как смутно вспоминалось Джиму, слой «невлажных» облаков находится на высоте двадцати тысяч футов. Очевидно, так высоко дракону не взлететь. Его легкие, как ни крути, оставались легкими животного, приспособленного к жизни на поверхности земли. На таких высотах дракон или задохнется от недостатка кислорода, или замерзнет.

На этой высоте слабый, но непрерывный ветер разгонял дождь, и Джим инстинктивно поймал его для подъема. Он рискнул: расправил крылья и перевел дыхание, не ощущая быстрой потери высоты. Он почувствовал давление воздуха на нижнюю плоскость крыльев, а мозг дракона зарегистрировал, что полет перешел в плавное снижение. И все же Джим опасался: ведь он мог терять высоту быстрее, чем предполагал.

Он интенсивно заработал крыльями, и рецепторы просигналили, что он опять, пусть медленно, но поднимается вверх. Его мозг, раскаленный до белого каления с момента, как он решил покинуть сандмирков, сыграл непредсказуемую, но удачную шутку, выдав из закоулков памяти целый отрывок из старинной книги. В нем говорилось о «заблудившемся» под водой: несчастный ныряльщик не знал, как всплыть на поверхность. Поразмыслив, Джим заключил, что в той ситуации ныряльщику был необходим внутренний сонар. Мысль вызвала целый поток воспоминаний и выводов — драконы должны обладать не только необычно громким голосом, но и сверхчувствительным зрением и слухом! Летучие мыши летают ночью вслепую, и, как обнаружили ученые, когда животных в рамках эксперимента лишали возможности пользоваться зрением, те для передвижения превосходно обходились внутренним сонаром. Так почему бы и Горбашу не попробовать? По крайней мере — не рискнуть?

Джим открыл пасть, набрал полные легкие воздуха и испустил зычный вопль в окружающие его дождь и темноту.

Он вслушался…

Он не был уверен, что услышал отраженное эхо…

Он крикнул снова. И слушал… слушал… напрягая уши…

На сей раз ему показалось, что он услышал слабое эхо.

Он издал повторный крик и вновь вслушался в темноту. На этот раз эхо оказалось четким. Что-то находилось внизу, чуть правее летящего дракона.

Наклонив голову к земле, он прокричал еще раз.

Слух дракона, очевидно, быстро самообучался. На сей раз Джим различил не только общее эхо, но и некоторые оттенки звуков, отраженных от различных поверхностей. Издалека и справа эхо пришло приглушенным, центральное звучало отчетливо и резко, но когда Джим взял влево, ответ опять приглушался. Логично было предположить, что прямо под Джимом должна находиться твердая поверхность.

Но тут Джим засомневался. Высота тональности эха вряд ли соответствовала физической характеристике поверхности. Вероятнее всего, прямо под ним лежала открытая местность, а справа и слева тянулись приглушавшие эхо леса.

Он прекратил эксперименты и продолжил полет, не переставая размышлять. Наиболее существенной проблемой, решил он, станет определение расстояний между ним и источником эха. Дрожь ликования пробежала по его телу. И она заключалась отнюдь не в стопроцентной вере в свои возможности. Не в том, что он может спасти себя, одержав, полную победу над сандмирками. Он уверовал в способность находить практический выход из безвыходных ситуаций.