Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 1 Страница 53

— Я узнаю, — будто в полусне произношу я. — Скоро. Уже очень скоро. Вот-вот.

Бог Разочарования снова принял чиновно-сановный вид. В глубине его души трепещет ожидание унижения. Он — часть той силы, которая наполняет неказистый домик в самом сердце вселенной. Но самая малая часть. И отнюдь не самая важная. Вроде ресницы или родинки. Им не станут дорожить и к его мнению не станут прислушиваться. Мне его жаль.

А еще мне… не страшно. Я и Нудд — пришельцы, чужаки, не настолько важные, чтобы ставить собственные условия, но и не настолько зависимые, чтобы принимать поставленные условия, если нам не понравится предложение местных божеств. Неверно Понятых божеств.

— Интересно, откуда такое странное название? — задаю я вопрос, пытаясь отвлечь Бога Разочарования от приступа паники.

— Потому что ни одно слово их не было понято людьми, — без запинки рапортует наш нервозный провожатый.

Гм. Это можно трактовать двояко. То ли они не хотят, чтобы их поняли, то ли они гости передач Александра Гордона.

Дверь отворяется без всяких стуков и звонков с нашей стороны. Наверное, нас видели из окна. Или услышали за порогом. Но все равно кажется, что о нашем прибытии узнали каким-то мистическим путем.

В проеме возникает до странности современная девица. Куда уж современнее — черное шелковое платье с летящими кружевными рукавами, анкх[59] на шее, густо обведенные черным глаза на безвкусно набеленном лице. Гот.

— Урд все ждала, когда ты приходил, говорила, ты не уговорил Верданди, Верданди не приходила с тобой, а ждала нас в Красивой Руине! — выпаливает она в далеко не готической манере и замирает, разглядывая нашу троицу по-детски жадными глазами.

Или здесь не говорят по-русски, или за то время, пока мы здесь торчим, Министерство образования провернуло-таки реформу языка. И все перестали понимать друг друга. Оттого и зовутся Неверно Понятыми.

Но кое-что из речи божественного гота я понимаю: Бог Разочарования должен был привести кого-то по имени Верданди (это я или кто-то еще?), но все не шел и некая Урд беспокоилась, что Верданди засела в Красивой Руине. По-моему, кандидат на это название — только один. Разваливающаяся усадьба в колониальном стиле, в которой мы посетили только одну комнату и одну темницу.

— Скульд, зови гостей в дом, не болтай в дверях! — протяжно басит голос из глубины дома.

И это могущественные божества моего несовершенного мира? Одна, узрев гостей, застывает с открытым ртом, как малолетняя деревенская девчонка, другая ее прямо при гостях отчитывает… Оттеснив плечом готическую Скульд, нахально прусь внутрь. А то милое, но несколько тормозное созданье в черных шелках еще полчаса будет на зрелище медитировать. Знаю я этих готов, они очень плавные.

— Вот ты и приходишь, Верданди, наша дорогая сестра! — поднимается мне навстречу крепкая старушенция в таком же готическом прикиде, только разноцветном и… настоящем. На ней добротная котта[60] поверх древней шафрановой камизы.[61] Такое ощущение, что я попала в XII век. Голова ее в лучших средневековых традициях замотана покрывалом, прячущим не только волосы, но и щеки, и шею до самого подбородка. Очень выигрышная мода. И не надо волноваться, что овал лица поплыл, а шея превратилась в гриф контрабаса.

Но это соседство игровой и настоящей готики действует на удивление отупляюще. Я все еще стою, переводя глаза с одной хозяйки дома на другую, как Нудд, приятно улыбаясь, просачивается в комнату.

— Дорогие норны Урд и Скульд, счастлив приветствовать вас в вашем нынешнем прибежище! — кланяется он каким-то мудреным поклоном, заведя руку за спину. По всему видать — изысканность манер демонстрирует.

— Ты сопровождаешь сестру нашу Верданди? — величественно кивает ему старуха в покрывале. А юная готка, не обращая внимания на мужчин, буравит меня глазами.

Черт возьми, что происходит? Может мне кто-нибудь объяснить, кто эти, как их, норны? У меня это слово ассоциируется исключительно с садовыми вредителями.

— Верданди гневалась! — восхищается Скульд. — Гневалась и не хотела отвечать, пока не ответили ей!

Я бесцеремонно беру Нудда за локоть и разворачиваю лицом к себе. Именно для таких ситуаций он мне здесь и нужен: пусть расскажет, кто эти двое, почему так странно одеты, так странно говорят и так странно меня называют. Я отказываюсь считаться какой-то там Верданди! По крайней мере, пока не выясню, что это — не оскорбление.

Это не оскорбление. Но это — тяжкий груз, который я сама на себя взвалила. Я — Богиня Настоящего Времени. В троице норн[62] я — Верданди. Нудд, просветив меня, самую невежественную из богинь, насчет ее божественной функции, отвешивает мне столь же витиеватый поклон — с явным издевательским подтекстом.

Я обессиленно опускаюсь на скамью. Вся мебель здесь из темного дерева, простая, надежная и неудобная. Но гобелены по стенам невероятны. Я сижу и сквозь прищуренные веки разглядываю перенесенную на ковер игру синевы, зелени и золота, которых так много за стенами дома…

— Сестра наша Верданди улетела духом, а тело оставила нам? — осторожно спрашивает Скульд.

— Я никуда не улетела… — медленно произношу я в ответ. — Я здесь и хочу знать: мне что, придется здесь остаться?

— Ты не можешь остаться, — рассудительно отвечает Урд. — Ты должна быть везде, чтобы знать настоящий мир и передавать нам, каков он.

Вот сейчас она говорит дело. И нормальным языком. А то до сих пор обе они были какие-то косноязычные.

— Мы не были косноязычные! — хохочет Скульд. Боже, она читает мои мысли! Или они обе? — Обе, обе! Ты была часть нас. А мы без тебя были оторваны от настоящего. У меня было только прошлое, у Урд — только будущее. Ты пришла — и пришло настоящее. Это хорошо! Целых два времени! Богатство… — и она мечтательно раскидывает руки в стороны, черные кружева взлетают ночными облачками.

— А почему у тебя нет будущего, сестрица Скульд? — осторожно интересуюсь я. — Ты же повелительница будущего, разве нет?

— Оно для меня — не будущее, — серьезно отвечает Скульд. — А для Урд прошлое — не прошлое. Оттого мы так и говорим. Странно, да?

— Но я же употребляю настоящее, прошедшее и будущее время, и ничего… — бормочу я, сбитая с толку. — Почему вы не можете?

— Привычка! — пожимает плечами Урд. — И хорошо помогает вести странные речи. Люди нас не понимают и видят небывалое в наших словах. Мы видим мир иначе, чем они. Это называется причинно-следственные связи, да? Так вот, мы видим их с другой стороны. Прошлое для меня — не прошлое, а будущее для Скульд — не будущее.