Ольга Вешнева - Огрызки эпох Страница 53

— А возмущение насчет погони направлять в ваш адрес?

— На мелочи такие не размениваюсь. Не я приказ давала вас ловить, но, впрочем, я его и не отозвала. Могла ли я безропотно принять, что вы убили моего питомца?

— Выходит, это вы обратили Володю Мелихеева?

— Я никого не обращала, кроме одного мерзавца, да и о том жалею до сих пор, — гневно прошептала Марфа. — Он на дороге умирал в лесу, израненный. На нем живого места не нашла. Подумала, разбойники напали. Из жалости вернула его к жизни упырем. Лишь недавно я узнала из архивных бумаг Отдела, моего обращенца дубасили два брата придворного чиновника, что по его лживой клевете взошел на плаху. Он был наушником, лгуном, и стал не лучше. Больше не пытайте меня, Тихон.

— Так я молчу, — я немного боялся заходить в особняк, сдаваться во вражеский плен без надежды на освобождение.

Но в то же время я уже отдал себя в распоряжение великолепной женщины, которая удерживала меня за руку посреди крыльца и не смущалась под осуждающими взглядами приглашенных, обтекавших нас с обеих сторон. Не только в ее красоте нужно искать причину моей безоговорочной капитуляции, вампиры уступают тому, кто их сильнее. Мои глаза любовались созданием тонкой, нежной красоты, а сердце чуяло рядом великую воительницу. Перечить ей было опасней, чем сунуть голову в крокодилью пасть.

В ногу с ней мы переступили порог умеренно освещенного вестибюля.

— Князь — важный гость мой на балу, — сказала вампирша толстому мажордому, грозно покосившемуся на меня.

В переполненный людьми танцевальный зал мы не зашли. Марфа потянула меня на второй этаж по узкой витой лестнице, в тускло освещенную единственной свечой комнату с бордовыми бархатными шторами и темно-розовыми шелковыми обоями. Обставлена была комната старинной мебелью из красного дерева в вычурном стиле барокко, с мощной позолоченной лепниной. Гарнитур включал в себя круглый стол, два удобных кресла, одно из которых было приставлено к столу, а другое стояло в углу у двери, и дамский комод с большим зеркалом.

— Располагайтесь, но не чувствуйте себя как дома. Словом, не наглейте, Тихон. Помните, что вы здесь не хозяин, — расправив платье, Марфа глубоко уселась в кресло около стола.

— Что вы, я не думал набираться наглости. Спорим, вы не видели еще таких стеснительных гостей, как я, — я занял кресло у двери, подвинув его так, чтобы удобно было смотреть в лицо хозяйке дома.

— Спорить со мной — дурацкое дело. Я видала всякое, — Марфа отмела мою попытку флирта.

В комнату вошла Дарья Прокофьевна, одевшаяся быстрее, чем солдат на учениях. Только волосы заплести в косу она не успела. Волнистые черно-пегие пряди сливались в темный головной убор, издали похожий на монашеский клобук.

Дарья Прокофьевна поставила на стол хрустальный графин с телячьей кровью, бокал для шампанского и розетку меда с чайной ложкой, а затем удалилась, напоследок посмотрев на меня еще злее, чем прежде.

В ответ на мой голодный стон Марфа положила на столешницу руку, отделяя меня от пищи, и пристально взглянула исподлобья — предупредила, чтобы я не покушался на ее добычу.

Я чуть не захлебнулся слюной. Сказать, что было обидно, значит ничего не сказать.

— А вы счастливчик, Тихон, как я погляжу, — Марфа наполнила кровью бокал и неспешно, без аппетита, осушила его, не спуская с меня глаз. — Мало судьба вас поколотила.

— По мне так достаточно, — кашлянув, обиженно процедил я.

— Но мне-то видней, — продолжая ужинать, подчеркнула Марфа. — Вашу жизнь я прочла до последней строчки, и не нашла в ней ничего занимательного, — она взяла из лежавшей на комоде стопки серых папок одну из середины, с наклеенной табличкой «Дело вампира Тихона, князя Подкорытина — Тарановского. Обращен 17 июня 1832 года. По сей день не убит». — Читайте, ежели вам любопытно.

— Я знаю свою жизнь получше, чем ее придумали шпионы тайной канцелярии.

— Согласна, вам видней в таких вопросах. Не желаете медку? — цинично предложила Марфа, зачерпнув чайной ложкой меда.

Она понимала, в меня сейчас не пойдет мед. Я крепко сжал сложенные руки, пытаясь овладеть собой. Меня почти трясло, и все труднее было сдерживать желание атаковать единственный живой объект в душном помещении.

— И напрасно, — вампиршу задело отсутствие ответа. — Мед чистый луговой и благодатно пахнет клевером. В лесах я тоже думала о нем с опаской. И не хотела пробовать. Теперича от сытости неудержимо тянет к сладким яствам. То сахару комок в чай положить, то медку лизнуть… И доктор кстати рассказал, что можно, что нельзя мне пробовать на вкус. Запоминайте, Тихон. Можно понемногу яйца, мясо тертое, печенку, рыбу — все сырьем. А на загладку сахар, мед, чуток варенья.

Слизав мед с ложки, Марфа вернула ее в розетку.

Пахнет ли мед клевером, или другими полевыми цветами, я не мог разобрать. Чуял только кровь, и ничего иного.

— У вас есть доктор? — мой голод ненадолго сдался удивлению, и я смог выговорить несколько слов.

— А как же без него я родила бы Василису? Ведь я теперь княгиня. Крестьянки на полях свободно разрешаются от бремени, и упырихи дикие в лесах. Княгини не родят без лекарских советов и микстур…

Марфа налила последний бокал крови. Я уже не надеялся на ее милость.

«Она, конечно, красива, умна, но довольно ли красоты и ума для совместного счастья, — рассуждал я. — Нельзя же быть такой жестокой. Богиням многое прощают, на то они и богини, но мера быть должна».

— Не сохраняйте в сердце, будто я над вами измывалась, — ласково улыбаясь, Марфа подала мне полный бокал. — Право разделить мою трапезу надо заслужить. Считаю вас достойным поужинать со мной.

— Благодарю за оказанную честь.

Дрожащей рукой я принял бокал и, отпивая, не смог обуздать голод. Нечаянно прокусил хрусталь, выронил бокал и испортил пятном ковер.

— На счастье, — услышал я невозмутимый голос Марфы.

Вампирша взяла со стола белый кружевной веер со вставками из страусовых перьев, и он затрепетал в ее руках ангельскими крыльями.

Я не порезался, но и еды не получил, лишь раззадорил аппетит. От вкуса крови на языке стало еще хуже, внутри свернулась жесткая пружина. С трудом расправив спину, я взглянул на Марфу полувидящим звериным взглядом. Ей впору было испугаться, но она степенно подошла ко мне, держа в правой руке развернутый веер, остановилась, щекотнула перьями мой нос, и, повернувшись вполоборота, шагнула как в испанском танце назад, искоса наблюдая за мной.

— Моя богиня… Вы прекрасны, — меня поработило чувство посильнее голода, я сполз со стула на колени, не замечая на ковре кровавого пятна, растекающегося от хрустальных осколков.