Джо Аберкромби - Герои Страница 54

— Укрепиться? — проскрежетал один из них и ударил Веттерланта мечом. Не полнокровным рубящим взмахом, а всего лишь резко стукнул по руке, от чего полковник поскользнулся, проехавшись боком, задыхаясь скорее от потрясения, нежели от боли. Съёжился, увидев, как солдат снова поднимает меч. Затем кто-то из остальных взвыл и шарахнулся прочь, и вскоре все они побежали. Веттерлант оглянулся через плечо, заметил движущиеся среди деревьев тени. Услышал окрик. Голос низкий, а слова прозвучали на северном.

Страх снова охватил его, и он всхлипывал, продираясь сквозь сырые сучья по опавшей листве, слизь сгнившего яблока замарала штанину, в ушах звенели собственные испуганные вдохи. На краю рощи он приостановился, прижал ко рту рукав. Обвисшая ладонь окровавлена. От созерцания рваной ткани на руке ему захотелось, чтоб его вытошнило. Это рваная ткань или рваная плоть?

Ему нельзя здесь оставаться. Он ни за что не доберётся до реки. Но здесь оставаться ему нельзя. Он рванул из подлеска, пустившись к отмелям. Повсюду удирали другие, в большинстве — безоружные. Сумасшедшие, бешеные лица, выкаченные глаза. Веттерлант узрел причину их ужаса. Конники. Широко раскинулись по полю, сжимая охват к мелководью, гоня бегущих союзных солдат к югу. Рубя их наотмашь, затаптывая насмерть, наполняя долину гулким воем. Он всё бежал, бежал дальше. Кренясь вперёд, бросил ещё один взгляд. Прямо на него нёсся всадник, в спутанной бороде виден кривой оскал.

Веттерлант попытался ещё ускориться, но он так устал. Горели лёгкие, горело сердце, дыханье ухало, с каждым шагом земля дёргалась, как на огромных качелях, мерцающий отблеск отмели, пусть по чуть-чуть, становился всё ближе, грохот копыт позади…

И внезапно он оказался на боку, в грязи, в спине разгоралась дикая, невыразимая боль. Сокрушительное давление на грудь, словно на неё водрузили скалу. Он сумел пошевелить головой и посмотреть туда. Там что-то блестело. Что-то сверкало посреди его перемазанного кителя. Как медаль. Вот только навряд ли он заслужил медаль, сбежав из боя.

— Как глупо, — выдавил он, и слова по вкусу напоминали кровь. К своему удивлению, а после к возрастающему ужасу, он обнаружил, что не может дышать. Всё произошло настолько, настолько быстро.

Хрупкий Сутт отшвырнул остатки сломанного древка копья. Остальное торчало в спине того удиравшего дурня. Для старика тот бежал быстро, но, что неудивительно, даже не рядом со скоростью Суттовой лошади. Он вытянул старый клинок, придерживая поводья рукой со щитом, и вонзил каблуки. Золотой пообещал сотню золотых монет первому из названных, переправившемуся через реку. Золотой их показал, в железном сундуке. Даже дал их пощупать — на них глядели все глаза у костра. Странные деньги — на каждой стороне отпечатана голова. Пришли издалека, кто-то сказал — из пустыни. Сутт не понимал, как Гламе Золотому достались пустынные монеты, но едва ли бы подал голос, что ему есть до этого дело.

Золото есть золото.

И оно давалось легко, даже слишком. Союз бежал — измотанный, спотыкающийся, скулящий, а Сутт просто свешивался с седла и резал их почём зря, с одной стороны и с другой, хрясь, хрясь, хрясь. Вот за этим-то Сутт и шёл в дело, не за рысканьем по округе и разведкой — чем они, покамест, занимались, вновь и вновь откатываясь назад. Пытались отыскать подходящее место, и всё бесполезняк. Всё же он не привередничал, как другие недовольные, — брюзжать не для него. А утверждал, что Чёрный Доу подарит им красный день — и вот он настал.

Однако все эти убийства его притормозили. Хмурясь на ветру, он посмотрел влево и увидел, что больше не единоличный первопроходец отряда. Гребень, низко согнувшись в седле, выдвинулся вперёд — не утруждая себя работой, а просто скача прямо сквозь щебечущих южан, вниз на берег, к отмелям.

Да будь Сутт проклят, если собирается позволить мошеннику, навроде Хенгула Гребня, украсть его сто монет. Он ударил каблуками сильнее. По глазам хлестал ветер и конская грива, язык упёрся в большую дыру на месте зуба. Он окунулся в реку — разлетались брызги, вокруг вертелись союзные, по пояс в воде. Он всё понукал лошадь, не замечая ничего, кроме спины Гребня, глядя, как тот шагом выбирается на береговую гальку и…

Вылетает из седла, боевой вопль обрывается струёй крови.

Хрупкий так и не понял, радоваться или нет опрокинувшемуся в воду мёртвому телу Гребня. С одной, хорошей стороны, вроде бы он теперь оказался впереди всей группировки Золотого. С плохой же — на него нёсся странного вида дурень, на добром коне и в добром облачении, в одной руке поводья и короткий меч, в другой — длинный, наизготовку, отражает солнце и переливается кровью Гребня. Ещё на нём гладкий круглый шлем с обзорной прорезью впереди, а под ней виден лишь полон рот стиснутых зубов. Сам-один скачет на конницу Золотого, тогда как остальные союзные тикают в обратную сторону.

Посреди всей Суттовой жажды крови проклюнулось мимолётное мерзкое сомненье и заставило его бросить лошадь вправо, и выставить щит между собой и этой сталеглавой скотиной. Как раз вовремя, ибо мгновением позже в щит Сутта врезался меч и едва не сорвал его с руки. Прежде чем затих шум, лезвие покороче метнулось к нему и воткнулось бы прямо в грудь, если бы чисто случайно не встретило на пути его меч. Клянусь мёртвыми, а он быстр, мудило. Сутт поверить не мог, как можно быть настолько быстрым во всей этой броне. Мечи промелькнули из ниоткуда. Сутт ухитрился отбить короткий клинок, напор чуть не вышиб его из седла. Качнувшись обратно, попытался кручёно замахнуться, вопя во всю ширь лёгких.

— Сдохни, нахуй… У? — Его правой руки там не было. Он вытаращился на обрубок, оттуда струилась кровь. Как такое случилось? Он что-то заметил уголком глаза, почувствовал страшный хруст в груди, и завывание боли перебил его собственный истошный крик.

Дыханья не осталось, он плашмя выпал из седла, и с плеском рухнул в холодную воду, где нет ничего, лишь пузыри журчат у лица.

Ещё прежде, чем косоротый северянин свалился с лошади, Горст повернулся в седле и резким смазанным движением опустил длинный клинок в другую сторону. Следующий противник, с пятнистой меховой шкурой на плечах, сумел поднять секиру, чтобы парировать, но всё бесполезно. Удар Горста разрубил топорище и вогнал крюк с обратной стороны лезвия глубоко под ворот, а кончик длинного клинка Горста отверз красную рану на его шее. Касание мне.

Человек только открывал рот, не иначе, чтобы заорать, когда Горст коротким клинком пробил его висок так, что острие вылезло из щеки. И ещё одно. Горст выдрал оружие наружу, как раз вовремя, чтобы своим небольшим щитом отразить очередной меч, лезвие безвредно соскользнуло с закованного в латы плеча. Кто-то в него вцепился. Горст расквасил его нос рукоятью длинного меча. Врезал снова и вбил навершие глубоко в его башку.