Екатерина Казакова - Пленники Раздора (СИ) Страница 54

— А чего ж тогда? — с вызовом спросил Дивен. — Что не ищете?

В ответ на этот его вопрос обережник сказал, словно бы это все объясняло:

— Я видел Славена. Видел его жену. Ну и ещё сторожевик старградский не жаловался допрежь, что зажирают окрестные веси. Выходит, в Переходах вы давно, а деревни окрестные от ужаса не стонут. Тихо тут было всегда. Потише, чем в окрестностях той же Славути. Но вот, изник из чащи Серый, и…

Он не договорил. Не было нужды.

Зван задумчиво смотрел в пустоту, а потом спросил:

— Какая же помощь тебе нужна?

Клесх ответил:

— Донесите до Серого весть, что из Росстани через Цитадель и Щьерку, мимо Серой речки в конце четвертой седмицы зеленника пойдёт в сторону Больших Осетищ обоз и будет на пути обоза старая гать, перед которой путники всегда становятся на постой. С одной стороны там болота, с другой — лес… А в обозе повезут добро для ярморочного торга и народу много. Поведут же его трое ратоборцев. Словом, богатый будет поезд. Одним вам с обережниками не сладить. Но Серый может повести свою стаю, а потом поделить добычу: вам — товар, ему — Охотников.

Дивен и Зван переглянулись.

— Коли так, нам придётся идти с ним. Иначе не поверит. Но, ежели пойдем, попадем в ту же засидку, — произнёс Дивен. — И вы накроете нас всех.

— А вы не суйтесь ближе, чем на два перестрела, — честно ответил Глава Цитадели. — В горячке, разбирать не будем, кто свои, а кто чужие. Держитесь позади, да глядите, чтобы ни одна тварь не сбежала. Ударите в спину. Отомстите. И можете отступить в чащу.

Зван и Дивен опять переглянулись и замолчали. И снова казалось, будто они безмолвно беседуют о чём-то своем.

Клесх знал, о чём они думали. Каждую мысль.

Помогать ли Цитадели? Помогать. Падет Крепость, некому будет защищать людей. А значит, Ходящих ждут голод, одичание и смерть.

Можно ли верить Цитадели? Можно. Если Охотники и готовят мудрёную засидку на Осенённых Переходов, так то впусте. Дураку ясно, что не поведет Зван всех. Да и сам может не идти, отправить других, а с остальными прятать Стаю. Лес большой, где-нибудь да схоронятся.

Нужно ли отказать? Нет. Мир дважды не предлагают. Откажешь ныне — рано или поздно Охотники возьмут след. Соберутся единым войском и придут. А значит, опять сниматься с места, искать новое убежище, только, неся потери и зная, что окрест шныряют оборотни, пугают людей…

Стоит ли отдать Серого, как скотину, на убой? Кому от этого будет польза? И тут же становилось ясно — всем. Всем будет облегчение. И людям, и Ходящим.

Одним словом, сам здравый смысл призывал не отталкивать руку, протянутую Цитаделью. Но… поверить вековому врагу? Не получится. Впрочем, до зеленника ещё жить и жить, а, значит, есть не один день, чтобы продумать пути отступления.

Поэтому вожак, наконец, очнулся от стремительно пролетающих в голове мыслей, вспомнил, как хоронили убитых детей, зло усмехнулся и ответил:

— По рукам. Хотите Стаю Серого — будет вам Стая Серого.

Морда у Люта была вся в снегу. И сам он весь тоже был в снегу. Но главным образом — морда. Он с наслаждением зарывался ею в рыхлый сугроб, потом встряхивался, мотал лобастой головой, фыркал, чихал, падал, катался на спине.

Одним словом, всем своим видом выражал неописуемый восторг оттого, что с него, наконец-то, сняли ошейник и даже позволили перекинуться. Перво-наперво он сделал несколько кругов по двору. Носился так, будто собирался выпрыгнуть из шкуры. Если б не увечная лапа, небось, и вправду порвал бы все жилы. Но калечье не давало взять разгон.

Потом оборотень упал. Потом катался на спине. Потом тряс ушами и замирал, блаженно жмуря глаза.

Лесана сидела на нижней ступеньке крыльца и смеялась.

Он и вправду был смешной. Только здоровый, словно телок. Такая туша!

Старградский целитель стоял у двери, кутался в наброшенный на плечи тулуп и удивлялся:

— Какой-то он припадочный…

Девушка покачала головой:

— Нет. Просто стосковался в человечьем теле. Больше седмицы тащились. Извёлся весь. Да ещё кровью надышался. Думала, не доедет.

Когда их обоз пришёл в Старград, Лют и впрямь выглядел, словно умирающий — он был бледен, плохо стоял на ногах, а глаза ввалились. Обережница тут же вспомнила, как неистовствовал Белян, и испугалась. Поэтому, когда трое странников в закатных сумерках ступили на двор, где стояла изба сторожевиков, девушка закрыла ворота и сразу же сдёрнула с пленника науз.

— Перекидывайся.

Она ещё и договорить не успела, а человек уже осыпался зелёными искрами и обернулся зверем.

И вот теперь он носился по двору, как оголтелый, катался в снегу, распахивал мордой рыхлые сугробы.

Орд глядел на это неистовство, удивленно вскинув брови. А потом ему надоело, и он ушёл в избу, сказал только:

— Этак он до утра носиться будет, загоняй в дом. Спать уж пора. Да и баня стынет.

Лесана кивнула, не отводя взгляда от оборотня.

Когда Орд ушел, девушка поднялась со ступеньки, на которой сидела и спросила резвящегося зверя:

— Ну что? Довольно тебе?

Он чихнул и снова брыкнулся в сугроб.

— Я замёрзла. В баню хочу. И есть. Давай, ты завтра побегаешь ещё?

И она пошла к нему с ошейником.

Волк отбежал на несколько шагов.

— Лют… — взмолилась обережница. — Я же тебя одного тут не оставлю. Не дури.

Он отрывисто дышал, вывалив розовый язык. Из пасти валил белый пар.

— Иди сюда…

Волк отошел ещё на несколько шагов в сторону.

— Да тьфу на тебя! — обиделась Лесана. — Что я по всему двору за тобой бегать буду? Не хочешь, сиди тут. Голодный.

И она направилась ко всходу.

Сзади что-то мягко ткнулось в бедро. Девушка повернулась. Волколак стоял рядом, поблескивая в темноте глазами.

— Чего бодаешься? Перекидывайся.

— Вот есть же злобный девки! — Лют встал на ноги и потянулся. — Ну, идём. И правда есть охота.

Оборотень направился вперед, а Лесана озадаченно спросила его в спину:

— А отчего эти дни ты перекидываешься, и одёжа на тебе остаётся? А тогда — с Беляном — нагой был?

Волколак обернулся и тут же расплылся в довольной улыбке:

— Тебе тогда больше понравилось?

Обережница толкнула его легонько, принуждая идти вперед:

— Нужен ты мне. Просто любопытно…

Он объяснил:

— Тот раз всё внезапно случилось и на ярости. Когда так… это больно. И одежда рвётся. И тело потом болит, ломает всего. И спать хочется… И… много чего хочется, в общем. И всё разом.

Лесана смотрела на него удивленно: