Ольга Хрипина-Головня - Колыбельная для эльфа Страница 54

Девушка помедлила, вздохнула и убрала меч, бросив его на траву.

— Я тебе жизнь спасла, Мориан. А теперь под угрозой почему-то оказывается моя. Я никуда не хотела ехать с самого начала. Я могла бы вернуться домой и продолжить свою тихую, спокойную жизнь. А вместо этого поехала с тобой дальше, из-за твоего разговора с Елайей. Скажи мне правду — и из Амэль Юренана я вернусь домой.

Эльф поправил обруч на лбу, поднялся и повернулся к Суне.

— Идем. В "Поющем Источнике" частенько сидят до рассвета. Здесь часто проезжают торговцы, наемники, воины, да и просто путешественники. До парочки, пристроившейся в углу за столиком, никому не будет дела. К тому же… — эльф поднял вверх край рубахи. — К тому же, один все-таки зацепил меня и я не откажусь промыть и перевязать рану.

— Дай сюда, — буркнула Амарисуна, накладывая руки на залитый кровью левый бок. Эльф почувствовал смутно знакомое тепло, исходящее от ладоней Целительницы. Чуть защипало кожу и эхом отдалось теплом в сердце — все это уже было тогда, в залитом кровью бреду на полу святилища. Когда из темноты выступила женская фигура, взявшая его за руку и показавшая выход. Такая теплая и родная. Такая чужая там, в комнате, в школе Стражей, с искаженным неприязнью лицом.

— Готово, — Амарисуна отняла руки и вытерла выступившие на лбу капли пота. — Мы идем?

— Идем, — эхом отозвался Мориан, прислушиваясь к оставшемуся в теле теплу.

Меньше всего на свете ему хотелось сейчас начинать свой рассказ.

ГЛАВА 13

— Я ехал к тебе почти без остановок. Ни воды, ни поесть. — Молодой человек устало откинулся в кресле, повел носом и брезгливо поморщился, глядя на грязные донельзя сапоги и штаны. — Хорошо, что дорога подсохла — иначе бы не успел.

— Я не ждала тебя раньше прочих, Эллор, — Андагриэль налила воды из кувшина и поставила перед тиа бокал. Эльф благодарно кивнул и осушил его одним глотком. — Ни послания, ни предупреждения. Ты попросил встречи лично со мной, без моих мужа и дочери. Я надеюсь, это не…

— Нет, нет, — никаких предложений уйти со мной в мою землю и признаний, — поспешно ответил Эллор.

— Андагриэль подперла подбородок рукой, поставив локоть на столик возле своего кресла.

— Тогда что? — мягко поинтересовалась она. Эллор потер лицо.

— Я должен рассказать тебе кое-что и попросить поверить мне. Ты должна узнать это до того, как соберется Совет. Убийство, найденный в твоих землях раненный эльф, странные нападения на дальних границах наших земель, — все это взаимосвязано. Меня просили поговорить именно с тобой. Его зовут Мориан Чилуэнь и он…

***

В "Поющем Источнике" праздновали удачную сделку. Поздняя ночь и зевающая хозяйка не смущали никого из дьеши и аргов, кто сидел за сдвинутыми столами. В конце концов, они щедро платили, а "Поющий Источник" был единственным на много дней вокруг постоялым двором, в котором гостям и постояльцам были рады и днем, и ночью.

Ну, или хотя бы делали вид, что рады.

Начало этой традиции положил еще Антор, дед нынешней хозяйки. Случилось это, когда "Поющий Источник" был простой корчевой. Через Очушки только проложили дорогу, связывающую Мэль, несколько эльфийских земель и прочих селений с Трагом — крупным торговым городом, к северу от горного хребта Каэль. Антору, несколько раз бывавшему в Мэле по делам своего тестя, показалось удачной идеей открыть свою корчеву — будет, где перекусить уставшим путникам. Правда, пока что перекусывали в основном наемники, да дьеши с аргами, о цели пути которых и делах оставалось только догадываться, а спрашивать было опасно. Хорошо, если платили — связываться ни с теми, ни с другими не желал никто, так что вышибалы, готового рисковать своим здоровьем, у Антора не было. Да и прочие жители Очушек неприязненно отнеслись к самой идее корчевы, сколько Антор не расписывал прелести возможной торговли и обмена с проезжими. Хотели даже побить, да выкинуть за околицу, с глаз долой. Спас староста, подвердивший (отнюдь не из добрых побуждений, а связанный долгом), что земля находится в полном распоряжении семьи Антора вот уже четыре поколения, а права строить на ней, что угодно — никто не отменял.

Сговорились на регуляном взносе в пользу нужд Очушек с доходов и обещании следить за тем, чтобы никто из посетителей корчевы никаких безобразий в Очушках не устраивал. На самом деле, воспреятствовать этому Антор не смог бы никак — захоти проезжий дьеши или сельтен пройтись по чужому саду, вряд ли Антор его бы остановил. К счастью, проезжих мало интересовала скучная жизнь селения, пусть даже и большого.

К тому же, иногда попадались и просто путешественники, и торговцы, исправно оставляющие анары за угощение, так что Антор надеялся, что со временем дела наладятся.

В тот год у незадачливого хозяина за несколько дней сперва сгорел птичник (спасшихся птиц под шумок уволокли по своим птичникам соседи), затем провалилась крыша, потом проезжающий отряд дьеши опустошил кладовку и увез с собой почти все припасы. Вдовесок, жена, заявив, что не желает состариться и умерть рядом с таким неудачником, ушла, оставив после себя два старых платья, скалку и маленького сына. Антор, правда, подозревал, что птичник и крыша были лишь причиной — с тех пор, как в Очушках побывал заезжий сказатель баллад и историй, жена сделалась задумчива, томна, и все выспрашивала соседок, не помнят ли они, куда сказатель собирался потом.

В ту ночь Антор сидел в пустом зале и смотрел, как дождь через дыру в крыше падает в подставленную кадушку. Кувшин хмеля медленно, но верно пустел, а сам Антор колебался между вариантами: повеситься, уйти в другое село, жениться снова, отправить сына к родне или плюнуть на все и выпить еще кружечку. Пока что с неизменным успехом побеждало последнее — к тому моменту как в дверь забарабанили (судя по звуку и крепкости ударов — ногой) Антор был вусмерть пьян.

Именно поэтому он сразу открыл дверь, а не сбегал за припасенной дубиной, или не отсиделся на втором этаже.

На пороге, омываемый дождем и освещаемый частыми вспышками молний, стоял дьеши. Судя по испачканным сапогам и одежде, дьеши шел пешком. Или полз, учитывая грязь на руках и лице.

В другой раз Антор бы испугался, но в этот печаль и хмель взяли свое. Бесцеремонно схватив опешевшего дьеши за руку, он протащил его к огню, мигом стащил сапоги, вынес теплое одеяло и щедро плеснул хмеля в кружку. Дьеши, которому впервые в жизни столь быстро и без всякого испуга оказали столь горячий прием, покорно принял одеяло, глотнул из кружки, рыгнул и ущипнул себя за руку — не снится ли.