В интересах государства. Возвышение (СИ) - Хай Алекс Страница 55

— Идемте, ваше сиятельство.

Мы поднялись на второй этаж по старинной резной лестнице из темного дерева. Особняку было лет сто пятьдесят. Судя по планировке, он не перестраивался с момента возведения. И, кажется, Марианна была первой из Перовских за много лет, кто здесь поселился — меня преследовал характерный запах старости и запущенности, какой появляется в давно покинутых домах. Вытравить его потом довольно трудно. Вот и здесь он витал, незримо напоминая о том, что этот дом долгое время пустовал.

Покачивая широкими бедрами, Пападопулу направилось прямиком в конец крыла. Сняла с пояса небольшую связку ключей, ловко отперла замок и распахнула дверь.

Небольшой кабинет в английском стиле был угловым и одним окном выходил во внутренний двор, а вторым — на малолюдную улочку. Тихо, спокойно. В помещении царил идеальный до педантичности порядок. Даже ручки на письменном столе были разложен по цвету.

— Прошу, ваше сиятельство, — секретарша пересекла помещение и направилась прямиком к висевшей над камином картине. На полотне были изображены какие-то живописные руины на фоне зеленых полей.

Пападопулу произвела какие-то хитрые манипуляции с каминной полкой, и картина с тихим шорохом отодвинулась, открыв дверь сейфа.

— Минуту, ваше сиятельство.

Секретарша набрала комбинацию и отворила толстую дверцу. Внутри небольшого сейфа хранились ассигнации, документы, кажется, ларец с драгоценностями и…

— Вот они, — вытащив бумажную папку, Кассиопея подала ее мне. — Здесь негативы и распечатанные фотографии. Десять комплектов — я должна была отнести их в редакции газет, список которых предоставила госпожа.

Тон девушки был по-деловому сухим. Словно, войдя в кабинет, она мгновенно перевоплотилась в служащую, где-то потеряв ту до чертиков напуганную девушку.

— Вы удовлетворены, ваше сиятельство? — Строго спросила она.

— Погодите. Сперва хоть взгляну на то, вокруг чего собирались поднять столько шума.

— Сперва скажите, где Марианна!

Я взглянул на часы. Семь вечера.

— Полагаю, уже беседует с сотрудниками Тайного отделения.

Секретарша судорожно вздохнула.

— Господи… Она ничего не сделала, чтобы ее туда…

— Боюсь, ваша госпожа связалась не с теми людьми.

Кассиопея растерянно отошла от меня и прислонилась роскошным задом к обитым сукном столу.

— Значит, она не все мне сказала… Она ведь говорила лишь о том, что нужно подмочить ваше реноме. Я думала, это просто месть. Ее личный крестовый поход против вас…

Я осторожно вытащил снимки из конверта. Четкие, снятые с хорошими настройками. И… Если располагать только ими, то и правда можно легко подумать, что наша семья просто перегоняла рыбу из Финляндии в специальных контейнерах. Ни снимков последствий отравления на наших прудах, ни информации о том, что это была рукотворная работа. Просто голый факт, который можно осветить как угодно ради собственной выгоды.

Да уж, вовремя я подоспел. Попади это в газеты, нам пришлось бы долго оправдываться. Но едва ли все эти оправдания имели бы успех — молва разойдется быстрее.

— Что ж, госпожа Пападопулу, — вздохнул я и сложил фотографии обратно в конверт при папке, — благодарю за помощь. Если вам угодно знать правду, то предание этого факта огласке оказалось бы большой ошибкой.

— Мне нет до этого дела, — отрезала гречанка. — Меня волнует лишь судьба госпожи.

— Видимо, вы очень близки.

— А это уже не ваше дело, господин.

И правда. В конце концов, какая разница, кто с кем и как проводит время, пока это не превращается в проблему?

— Что будет с Марианной? — секретарша с вызовом вскинула подбородок. — За что ее бросили к ищейкам? В чем обвиняют?

Был ли смысл лгать? Судя по всему, эта Пападопулу действительно была привязана к Марианне и очень о ней пеклась. Быть может, она и вовсе была единственным близким другом Перовской. А раз так, то…

— За помощь организации, подозреваемой в заговоре, — ответил я. — Простите, большего сказать не могу. Но если подтвердится, что ваша госпожа не знала, кому помогала, то… Есть вероятность отделаться легким испугом.

Симпатичное лицо гречанки исказилось гримасой муки.

— И все это… Все это из-за того, что она пыталась уничтожить… Вас? Она говорила, что вы повинны в смерти ее жениха. Вы уже однажды причинили ей великую боль, а сейчас снова заставляете ее страдать?

Она отлипла от стола и медленно двинулась на меня, не сводя пристального взгляда с моего лица.

— У вашей госпожи был выбор — отпустить прошлое или жить болью. Увы, на это я повлиять не мог, и мне жаль, что она не остановилась вовремя. Но Марианна Перовская выбрала боль. А боль, когда делаешь ее смыслом своей жизни, всегда приносит лишь новую боль.

Кассиопея подошла ко мне совсем близко. Без каблуков она оказалась на полголовы ниже, и, когда девушка подняла на меня лицо, я увидел застывшие в ее глазах слезы.

— И вот как вы решили ее остановить? — спросила она. — Запереть в сыром подвале, вскрыть защиты, бросить в одиночестве и бесконечном горе? Так вы останавливаете людей, которые виновны лишь в том, что умеют любить?

Что-то этот разговор принимал непонятный оборот. И мне все это не нравилось. Я попытался отстраниться, но гречанка положила ладонь мне на грудь.

— Но что если однажды найдется тот, кого вы не сможете остановить? Что свами будет тогда, ваше сиятельство?

— Понятия не имею, — отозвался я. — И, боюсь, мне пора. Благодарю за понимание и помощь.

Я отстранился, обошел секретаршу и направился к дверям, когда даже не услышал — почувствовал всем нутром ее отчаянный крик.

— Нет!

Не успев толком обернуться, я инстинктивно отскочил. Кассиопея бросилась на меня. Лицо — маска ярости, кудри вздыбились как змеи на голове Горгоны. В ее руке сверкнуло что-то маленькое и острое — и я ощутил удар.

“Берегиня” никак не отреагировала на атаку. Не защитила, не уберегла. Острый предмет прошел через защитное заклинание так легко, словно его и вовсе не было. Я замер от удивления, не готовый к такому повороту.

— Что за…

Она снова бросилась на меня. На этот раз я увернулся чуть ловчее, но место, куда вошла не то заточка, не то стилет, было неудачным. Живот. Сила внутри меня тревожно заворочалась, вздыбилась, предупреждая об опасности.

Кассиопея напала снова — и ее оружие вновь легко распороло щиты. Что это было? Артефактный клинок? Мощное же должно быть зачарование, раз он так лихо пробивал даже высокоранговые щиты.

— Брось! — крикнул я, формируя в руке “Колобок”. — Брось его!

— Нет!

Глаза гречанки налились кровью и отчаянием. Она тяжело дышала, пытаясь выбрать новое место для удара.

— Брось, дура! Я же могу тебя убить!

— Если вы ее у меня отнимете, жизнь мне все равно не нужна…

Нет, не убивать. Хоть она и напала на сотрудника Отделения, но, черт возьми, у этой девки мозги поплыли от страха. Такой грех на душу я не возьму.

Улучив момент, когда Кассиопея застыла, я запустил заклинание прямиком ей в руку, державшую оружие. Девушка вскрикнула, но пальцы не разжала.

— Может если я наконец-то вас убью, она станет другой. Улыбнется… Успокоится. Полюбит… По-настоящему.

Она бросилась на меня и натолкнулась на барьер — “Покров” вырос слишком быстро, и девушка отскочила от него, как от батута. Я быстро убрал заклинание и бросился к ней.

— Хватит!

Удар. Она снова воткнула свой стилетик мне в бок. Зараза! Дура!

Собрав силы, я выкрутил одну руку, заставив выронить оружие. Второй ладонью впился ей в лицо и ударил чистой ментальной силой.

“ОСТАНОВИСЬ!” — заорал я ей прямо в голову и добавил силы, превратив слова в приказ.

Девушка дернулась, замерла с широко распахнутыми глазами. На одном белке лопнул сосуд, и кровь растекалась по нему. Я отстранился, поднял с пола странный стилет и сунул его в продырявленный карман. Собрал разбросанные фотографии — в драке выронил папку, и все разлетелось по кабинету.