Кэтрин Куртц - Сын епископа. Милость Келсона Страница 55

Насколько ему удалось понять, исчезновение отсюда было не столь уж невозможно. Он совсем не знал города, но движению на площадь и с нее, похоже, ничто не препятствовало, и никто за ним не следил. Южные ворота города находились менее чем в полумили от устья узкой улочки на западном краю площади. Он хорошо запомнил дорогу, когда они ехали сюда утром, и прикинул, как можно двигаться иным путем по другим улочкам. Более важной заботой было для него сейчас, помощью или помехой окажутся снующие кругом горожане, многие из которых пробивались поближе, дабы, преклонив колена, получить благословение нового епископа. Судя по всему, что он слышал, никто, похоже, не счел возведение Джедаила в епископы Ратаркинские каким-либо поползновением на власть недавно введенного в должность Истелина, ведь Истелин — это епископ Меарский. Кроме того, разве не сам епископ Истелин стоял близ нового епископа, подтверждая законность появления нового епископа одним своим присутствием? Ясное дело, Джедаил должен будет помогать епископу, введенному в должность архиепископами и королем две недели назад — а кто бы сказал им об этом что иное?

Присутствие Кэйтрин и ее семьи под королевским знаменем Меары лишь возбуждало лишнее любопытство, ибо кто из простонародья знал, кто за кем стоит в верхах? Если глава Меарского дома здесь, и явилась в открытую на церемонию посвящения своего племянника, где также присутствовал должным образом назначенный и возведенный на свой престол представитель короля епископ Истелин, кто упрекнул бы ее в самозванстве? А прелат меарской королевской крови мог только согреть души большинства обитателей этого древнего меарского города, несмотря на все словоизлияния в адрес Гвиннедской Короны.

Итак, Дугал не вправе ожидать поддержки от ратаркинцев. Но хотя бы всенародное ликование вокруг Джедаила, как бы ни было оно противно Дугалу, возможно, способно послужить удобным прикрытием для побега; ибо, поскольку внимание толпы поглощено Джедаилом и всей остальной Меарской королевской семьей, на него, Дугала, мало кто смотрит. С кучками народу на площади смешались пехотинцы, немало их топталось и на ступенях собора, но вплотную к Дугалу — ни одного. Менее двадцати конных рыцарей и оруженосцев разъезжало дозором. Двое всадников непринужденно встали близ ворот соборной ограды, небрежно озирая толпу, но ближайшие верховые находились почти через площадь. Если только Дугал умудрится подойти достаточно близко, чтобы застичь их врасплох и завладеть конем…

Дуя на перчатки, чтобы согреть руки, он рискнул сойти на несколько ступеней по левому краю паперти, подбираясь к двум стражам и небрежно поглядывая на ближайшую лошадку: крепкую и скорую на вид гнедую. Животное почти тут же мотнуло головой и фыркнуло, вскидывая зад в направлении своего каурого соседа и приплясывая, пока всадник резко не осадил ее. Второй всадник с недовольным видом обронил в сторону напарника что-то неразборчивое, взнуздывая собственного скакуна. Но когда оба опять встали спокойно, они были в несколько раз ближе друг к дружке, чем прежде. У Дугала заскреблась мысль, а вдруг кони каким-то образом разгадали его замыслы, но он почти немедленно выкинул ее из головы. Он всегда хорошо понимал лошадей, но не настолько. На паперти продолжалось представление в честь Джедаила, но теперь многие меарцы приветствовали также и Кэйтрин. Дугал наблюдал из-под капюшона, как она упивается своим торжеством, и думал, отдают ли они себе отчет, что это измена, или им все равно. Опять начал идти снег. Скоро, как бы они ни таяли от счастья, Кэйтрин и семья сплотятся и уйдут под крышу — и все пропало.

Он скользнул чуть ближе к лошадям, стараясь выглядеть как можно безразличней, и чуть не выпрыгнул из собственной шкуры, когда его вдруг потянули за плащ справа.

— Ител, холодает. Думаю, надо бы… О, прошу прощения.

Голос Сиданы. Он подавил мгновенное побуждение круто развернуться, и проделал поворот неторопливо. По ее лицу он все тут же понял. Бедь на нем одежда Итела. И немедленно сообразил, как можно этим воспользоваться… если только у него достаточно времени.

— Не нужно просить у меня прощения, прелестная кузина, — протянул он, с отменным придворным выговором, поймав ее руку и прижав к своим губам. — Вы — единственная, кто сказал мне доброе слово за все это утро… даже если оно предназначалось кому-то другому.

Она растерянно заморгала, слишком смущенная, чтобы убрать руку.

— По правде говоря, кузен, я не знала, что вы тоскуете по доброте. Вы были довольно веселы вчера вечером, но вино даже самым лживым людям придает бодрый и задушевный вид. Мой отец не был уверен, что вы ощущаете узы крови столь же остро, сколь и мы.

Передернув плечами, Дугал отпустил ее руку и поплотнее завернулся в плащ, притоптывая, чтобы меньше донимал холод, и укрываясь, как черепаха под панцирем, под своим капюшоном.

— По правде говоря, кузина, здесь снаружи достаточно холодно и без ледяных родственных упреков. То, как меня увезли из земель моего отца, прибавило мне немного житейского опыта. Если мой дядя и ваш отец сможет обеспечить мне положение в новых условиях, мне подобает прислушаться к голосу крови, особенно исходящему от столь прелестной родственницы.

В ответ на это ее щеки порозовели, но она осмелилась слабо улыбнуться, обмениваясь с ним взглядом.

— Вы заигрываете со мной, родич? — спросила она, чуть дразня его темными глазами. — В конце концов, мы ведь двоюродные брат и сестра.

Дугал решил оставить эту тему, хотя и позволил своим глазам окинуть ее лицо с откровенным одобрением. Затем сам сдержанно улыбнулся, передернул плечами и легонько смахнул несколько снежинок с оторочки ее капюшона. Она чуть побледнела и неловко хихикнула.

— Что вы делаете? — прошептала она.

— Как что? Проявляю братскую заботу о вашем благополучии, моя дорогая, — небрежно ответил он. — Разве вы не жаловались на холод всего минуту назад?

— Да. Становится все холоднее.

— Тогда позвольте мне поступить, как положено брату, — сказал он, беря ее под руку и с изяществом указывая на боковые ворота, что еще больше приблизило его к ничего не подозревающим стражам. — Я не допущу, дабы такой прекрасный цветок, как моя кузина, поник от холода. Мы можем погреться у огня в епископском зале и выпить кое-чего горячительного…

Пока они шагали, он отворачивал полускрытое капюшоном лицо, якобы от ветра; и когда он взялся пальцами за большой засов, умышленно неловко, оба конных стража подъехали ближе, тот, что был на каурой, проворно спешился, готовый помочь, ибо узнал Сидану и принял ее спутника в богатом плаще за ее брата.