Ник Перумов - Воин великой тьмы (Книга Арьяты и Трогвара) Страница 55

Дрожащие пальцы предводительницы уже стиснули их, когда Арьята со стоном шевельнулась. Бессильно откинутая правая рука вновь поднялась, и Призрачный Меч рухнул поперек спины владычицы Ордена Койаров.

Но не знавшее доселе преград лезвие вновь со всего маху ударило в невидимый щит; однако и его прочность не была, как видно, беспредельной, потому что предводительница, выгнувшись дугой и испустив хриплый стон, рухнула подле Арьяты и замерла без движения.

Сознание принцессы уже поволакивалось мглой Смерти. «Дор-Вейтарн! Его-то я тоже погубила…» — мелькнула последняя мысль, и Арьята лишилась чувств.

Дор-Вейтарн в своей камере понял, что настал его черед. Волна жаркой благодарности к этой девочке, до конца пытавшейся спасти его, затопила старого волшебника; она, эта волна, подхватила и понесла его к самым вершинам Силы — на какие-то мгновения он стал всемогущ. Он чувствовал, что рана Арьяты не смертельна, что девушку еще можно спасти, — и обратил всю свою мощь против тех созданий, что изливали испепеляющий жар в оплавляющиеся тоннели крепости койаров.

Арьяте еще предстояло постичь их сущность.

Стены темницы волшебника растворились, дух обретал свободу, со сверкающих крыльев спадали серые путы; поднимаясь над крепостью, Дор-Вейтарн в свои последние мгновения видел высокие султаны дыма, валившие из всех шахт и колодцев цитадели; а там, внизу, в панике металось бесчисленное черное воинство, металось и умирало, пожираемое беспощадным белым огнем.

Сердце Дор-Вейтарна тоже обращалось в один косматый клуб жаркого пламени; языки огня уже лизали изнутри ребра, прорываясь наружу, но волшебник не чувствовал боли — ему предстояло совершить сейчас свое самое главное волшебство.

Твари, заточенные под крепостью койаров, так долго дававшие силы Черному Ордену, наконец обрели свободу и сейчас всласть платили своим бывшим хозяевам; не прошло бы и нескольких минут, как огнистые создания дотянулись бы и до Арьяты.

И тогда Дор-Вейтарн сотворил свое последнее заклятие. Бушевавший в его груди огонь прорвался наружу, и острые языки его, вытягиваясь на сотни и тысячи футов, устремились к тварям, вырванным Призрачным Мечом из заточения. Эти языки превращались в багряные канаты; они сплетались, пересекались, и вскоре все подземелья койаров опутала незримая для Смертных, но прочная сеть, стягивавшая все туже и туже бьющихся Созданий Света.

Уловленный черными силками, Свет этот неведомой Дор-Вейтарну магией был давным-давно обращен в наделенные сознанием существа, преобразовывавшие хаотически текущую сквозь всю Великую Совокупность Миров магическую силу в нечто пригодное для использования койарами, — всплыло в сознании Дор-Вейтарна, уже отделяющегося от изглоданного внутренним огнем тела…

Сеть сжималась.

Атор, уже приготовившийся к лютой смерти, с переросшим в безумный восторг изумлением увидел, как страшное сияние угасает; коридоры вновь обретали свой прежний вид, и ровно, как будто ничего и не случилось, светили развешанные на стенах стеклянницы…

Предводительница койаров была как будто бы мертва, Арьята — показалось Атору — тоже; бывший воин Черного Ордена наклонился к мерцающим Четырем Камням; пальцы уже коснулись отполированной поверхности, как пол под его ногами вздрогнул и заходил ходуном.

Созданная жизненной силой, внутренним огнем Дор-Вейтарна сеть наконец сжалась в точку, обратив в ничто и спутанных ею страшилищ.

Рушились стены и потолки, подземные залы обращались во прах, гибли обезумевшие твари Черного Ордена; однако последняя, уже тающая мысль Ворона была — сохранить жизнь Людям! И Смертных швырнуло наверх мощной волной сотрясающей землю судороги.

На месте крепости койаров возник новый огнедышащий вулкан. Страшные подземные толчки сотрясали скалы, острые пики рушились, раскатываясь длинными языками каменных осыпей; из жерла вулкана вырывались дымные клубы, а за ними, словно подброшенные рукой какого-то великана, летели тела людей.

Атора отшвырнуло очень далеко, однако он пришел в себя раньше других. Поднялся, обнажил меч — и пошел кругами по полю.

Он отыскивал очередного койара, вырванного судьбой из огненной могилы, и коротким ударом заставлял еще не очнувшегося окончательно расстаться с жизнью. Он бил, словно неживой, в одно и то же место, перерубая шеи былым сотоварищам по рати Черного Ордена. Брызгала кровь, пятная одежду, мало-помалу Атор приобретал кошмарный вид вампира, выбравшегося из могилы и дорвавшегося до вожделенной живой добычи…

Однако среди тел он не нашел ни предводительницы, ни Арьяты.

Рука принцессы сжимала разорванный мешочек с Камнями Халлана, по-прежнему остававшийся у нее на груди, само же ее тело покоилось на мягких струях невидимых воздушных потоков. Прозрачные руки Духов Воздуха бережно несли принцессу, получив строгий приказ Того, Имя Которого Они Не Могли Произнести.

Под ними проплывали равнины Халлана; мало-помалу дети Эфира уклонялись к северу, уклонялись, пока внезапно не ощутили мощный и грубый приказ, исходивший вовсе не от пославшего их; однако, прежде чем они смогли дать отпор, тело Арьяты выпало из их мягких объятий и камнем понеслось к земле.

Там, на крошечной лесной опушке, подле круглого озера с топкими моховыми берегами, стояла женщина в темно-зеленых одеждах. Хотя внизу и царило безветрие, ее иссиня-черные волосы развевались, иссеченные морщинами ладони вытянутых навстречу Арьяте рук словно бы готовились обнять ее… А подле этой немолодой женщины стояли в благоговейном молчании три здоровенных тролля в черных кожаных ошейниках.

Та, которую Вестри называл Царицей Маб, властно вмешалась в происходящее.

Арьята пришла в себя от острой боли в груди. Чувство было такое, словно из нее тащили живую кость. Новая вспышка боли заставила тело изогнуться в мучительном спазме, однако тут же пришло и облегчение…

Что-то влажное коснулось лба Арьяты, что-то пропитанное густым остро пахнущим отваром редких лесных корней, неприметных, о которых не знают даже самые искусные люди-травники, — и один лишь запах этого отвара отогнал красную пелену боли, затягивавшую сознание.

Арьята смогла поднять веки. Над ней склонилось лицо женщины, вытянутое, с заостренным подбородком и чуть выступающими скулами; огромные черные глаза казались встревоженными. От крыльев острого носа к узким бледным губам тянулись глубокие складки, множество морщин птичьей лапой разбегалось и от уголков глаз.

На лоб Арьяты легли длинные тонкие пальцы с острыми ногтями.

— Ну, вот ты и очнулась, — проговорил холодный голос — холодный не от отношения говорившей к Арьяте, а просто такой по природе; и, несмотря на врожденную скрипучесть, в нем ощущались нотки участия и сочувствия.