Роберт Силверберг - Легенды II (антология) Страница 55

— Понятия не имел. Я думал, что мое расследование начнется только в Нуэва-Барселоне. Теперь я знаю, за кем надо последить, когда мы туда приедем.

— Она пишет о человеке по имени Остин.

— С ним должны быть и другие. Вербовщики, раз он надеется набрать целое войско.

— И надо же ему было наткнуться именно на тебя!

— Просто он услышал, как ты мне хамишь, и решил, что хозяин я плохой — а значит, охотно буду подчиняться кому-то.

Артур сложил письмо и вернул его Элвину.

— Если король готовит вторжение в Мексику, что из этого следует?

— Так или нет, он сейчас не может позволить себе войну со свободными штатами, верно ведь? — сказал Элвин.

— Значит, рабовладельческие штаты в драку тоже не полезут, — заключил Артур Стюарт.

— Но война с Мексикой когда-нибудь кончится — ежели она вообще начнется, конечно. Король либо проиграет ее — тогда он взбесится и начнет лезть на рожон, либо выиграет, набьет казну мексиканским золотом и купит себе целый флот, ежели захочет.

— Миз Пегги не понравится, что ты говоришь «ежели» на каждом шагу.

— Война — скверная штука, сколько б они ни жужжали, что тебе от нее никакого вреда.

— Но ведь человеческие жертвы — это тоже плохо. Надо же их как-то остановить?

— Думаю, краснокожие, которые молятся, чтобы их освободили от мексиканцев, как-то не представляют себе рабовладельцев в качестве новых хозяев.

— Но рабство все-таки лучше, чем смерть, разве нет?

— Твоя мать думала иначе. Давай-ка прекратим эти разговоры — мне от них грустно становится.

— Про человеческие жертвы или про рабство?

— Про то, что одно, как ты полагаешь, может быть лучше другого. — И помрачневший Элвин отправился в каюту, которую пока занимал один. Он положил золотой лемех на койку и прилег, надеясь, что сон поможет ему лучше во всем разобраться. Почему этот Тревис держится так смело? И почему Артур Стюарт так слеп? Ведь столько людей принесли многое в жертву, чтобы сохранить ему свободу.

Только в Фивах к Элвину подсел еще один пассажир. Элвин сошел на берег посмотреть город, слывший величайшим из портов Американского Нила, а когда вернулся, на его койке спал кто-то другой.

При всей его досаде это можно было понять. Койка была лучшая в каюте — нижняя на той стороне, где солнышко светило утром, а не в дневную жару. А Элвин, когда уходил, никаких вещей на ней не оставил. Котомку он захватил с собой, а больше никакого добра на белом свете у него не было. Не считая ребенка, которого носила его жена, — и если уж речь об этом, она не расставалась со своей ношей точно так же, как Элвин с золотым лемехом.

Поэтому Элвин не стал будить нового и вышел поискать Артура Стюарта, а заодно и укромный уголок, чтобы съесть принесенный с собой ужин. Артур заявил, что останется на пароходе. Его дело, но Элвин не собирался сбиваться с ног, разыскивая его. Свисток, предупреждающий об отплытии, уже прозвучал, и Артуру полагалось встречать Элвина, а он этим пренебрег.

Не то чтобы Элвин испытывал какие-то трудности с его обнаружением. Он почти все время мог засечь его сердечный огонь и сомневался, что Артур сумеет скрыть его, если Элвин по-настоящему захочет его найти. Сейчас парень находился внизу, в помещении для рабов, где его никто не спросит, что он тут делает и куда девался его хозяин. Вопрос в том, что ему в самом деле там надо.

Едва успев достать из котомки кукурузный хлеб, сыр и сидр, Элвин увидел, как Артур поднимается по трапу на палубу — и не в первый раз задумался, так ли уж парень слаб в созидании.

По натуре Артур не лжец, но секреты, в общем, хранить, умеет — может, он просто не рассказывает Элвину обо всем, чему научился? Может, он вылез наверх именно сейчас потому, что знает: Элвин пришел из города и расположился поесть?

Элвин, само собой, и куска не успел проглотить, как Артур плюхнулся рядом с ним на скамейку. Элвин мог бы поесть в кают-компании, но там «слугу» рядом с собой не посадишь, а на палубе это никого не касается. Рабовладельцы, конечно, могли счесть его последним отребьем, но их мнение Элвина не очень-то волновало.

— Ну как? — спросил Артур Стюарт.

— Хлеб как хлеб.

— Я тебя не про хлеб спрашиваю!

— Сыр тоже ничего, хотя его делают из молока самых заморенных, костлявых, заеденных мухами, облепленных навозом коров, когда-либо стоявших в могиле двумя копытами.

— Стало быть, молочное дело у них не на высоте.

— Если они претендуют на звание столицы Американского Нила, им не мешало бы сперва осушить болото. Раз Гайо и Миззипи сливаются здесь, значит, это место низменное, а раз оно низменное, то его все время заливает. Не надо быть ученым, чтобы это вычислить.

— Никогда не слыхал об ученом, который отличал бы низменность от возвышенности.

— Не всякий ученый туп, как пробка.

— Знаю, знаю. Где-то должен быть ученый, в котором знания сочетаются со здравым смыслом, просто до Америки он пока не доехал.

— Это доказывает наличие у него здравого смысла. Что ему делать в стране, где большой город ставят прямо на болоте.

Отсмеявшись, они хорошенько набили рты.

Когда они отужинали — Артур умял больше половины и не сказать, чтобы наелся, — Элвин с деланной небрежностью спросил его:

— Что там такого интересного, в трюме?

— У рабов, ты хочешь сказать?

— Я пытаюсь говорить, как человек, способный владеть другими людьми, — очень тихо пояснил Элвин. — А ты попытайся говорить, как человек, который кому-то принадлежит — или уж не суйся на Юг.

— Я старался понять, на каком языке говорят эти беглые.

— Ну и?

— Точно не по-французски. Там есть один канадец, и он говорит, что нет. И не по-испански — так сказал парень с Кубы. Никто не знает, по-каковски они лопочут.

— По крайней мере мы знаем, на каком языке они не говорят.

— Я знаю больше.

— Слушаю тебя внимательно.

— Тот кубинец отозвал меня в сторонку и говорит: «Знаешь, парень, я уже слыхал такой говор». «Что ж это за говор», — спрашиваю? А он: «Мне сдается, никакие они не беглые».

— Почему он так думает? — Про себя Элвин отметил, что Артур в точности копирует слова того другого и его акцент.

Раньше Артур Стюарт мог скопировать что угодно, не только человеческие голоса — крики птиц и животных, детский плач, шорох ветра в деревьях и шлепанье башмаков по грязи. Был у него такой дар до того, как Элвин переменил в нем все, даже запах, чтобы ловчие не могли больше найти Артура по обрезкам его ногтей и волос. Перемены коснулись самых глубоких и потаенных уголков Артурова существа и сказались на его одаренности. Тяжело поступать так с ребенком. Благодаря этому Артур сохранил свободу, но Элвин сожалел о цене, которую пришлось за нее отдать.