Элеонора Раткевич - Ларе-и-т`аэ Страница 55

Все слова те же – и не те же… ведь ее и прежде спрашивали, нравится ли ей Найлисс – так почему же она ответила сегодня совсем подругому? Потому что ее никогда не спрашивали об этом, уплетая в компании эльфов охотничьи колбаски с пылу, с жару?

– Вам нравится Найлисс? – осведомился Лерметт, дуя на горячую колбаску.

– Очень, – твердо ответила Шеррин и добавила неожиданно для самой себя, – Он не пахнет розами.

Если кому ее ответ и показался странным, виду никто не подал.

– Найлисс пахнет жасмином, – улыбнулся Лерметт.

– Летом – наверняка, – мечтательно вздохнул один из эльфов. – Хотел бы я приехать сюда летом. Вот бы, наверное, странно – вроде как уехал из Долины, а вроде как и нет. Места кругом незнакомые, а жасмин цветет, как дома…

– Осень в Найлиссе пахнет яблоками, – сказала эльфийка, сидевшая рядом с королем.

– Не только, – усмехнулся самый младший с виду эльф с такими веселыми глазами, что на сердце невесть почему делалось легко. Звали его Лэккеан, и его имя запомнилось Шеррин сразу – может, оттого, что он чемто неуловимо напоминал принца Орвье, а его она от души жалела. – Осень людей пахнет сеном.

Шеррин не поняла, отчего эльфы засмеялись, а та, что сидела возле короля, прикусила губу. Вроде Лэккеан ничего такого не сказал?

– Еще как сказал, – пояснил Лоайре, предварительно выдав Лэккеану дружеского тычка в бок. – У нас сено постилают новобрачным.

Ниест, самый молчаливый их всех, и теперь ничего не примолвил – только глаза его чуть приметно затуманились на мгновение.

– В краю вечного лета сену взяться неоткуда, – улыбнулась одна из девушек. – Для нас это редкость – запах сена, свежескошенной травы…

– И весенних почек, когда листья толькотолько проклюнулись, – тоном знатока заявил неугомонный Лэккеан.

Запах весенних листьев, талой воды, только что срезанного лозняка… сладость и горечь аромата палых листьев… а дорожная пыль, оказывается, пахнет ванилью – чутьчуть, еле заметно, совсем едва – но если остановиться посреди дороги и замереть на мгновение… у Шеррин кружилась голова, как если бы все это половодье запахов и в самом деле обрушилось на нее разом, мощное и бестелесное, и ее собственное тело словно позабыло собственную тяжесть, и она летела вместе со всеми, смеясь и удивляясь, как и они.

А потом Лерметт сказал чтото поэльфийски. Слова были незнакомыми, но вот смысл их Шеррин поняла преотлично. Похоже, на всех языках слова: «Ну, как, все в порядке?» – произносятся с одной и той же интонацией.

– Даже лучше, – ответствовал Эннеари, появляясь откудато у Шеррин изза спины. – Потом расскажу. Тебе понравится. – Он опустился на траву и подогнул колено, устраиваясь поудобнее. – Дайте мне тоже колбаску. Или вы уже все съели?

Сердце у Шеррин бухнуло, замерло, а потом забилось часточасто. Нет, она помнила, что Эннеари, едва успев бегло познакомить ее с остальными эльфами, ушел разбираться с ожерельем, помнила… но отчегото забыла. Конечно, он ушел и вот только теперь вернулся – так отчего же ей кажется с такой непреложной несомненностью, что он никуда не уходил? Что – да, он ушел, но какимто непостижимым образом все время был здесь, возле этого костра? Почему ей кажется, что он смеялся вместе со всеми, что она слышала его голос и говорила с ним… что именно с ним она и говорила?

Захваченная этим странным двоением реальности, Шеррин упустила тот миг, когда разговор перестал быть общим – словно из него выдернули скрепляющую нить, как из бус, и он раскатился на отдельные бусины. Одной из таких бусин была тихая беседа короля и сидящей рядом девушки – до того, как Эннеари окликнул… Шеррин так толком и не поняла, кого из них.

– Лериме, – вполголоса произнес Эннеари – и на его оклик обернулись оба.

На сей раз загадка так и осталась загадкой – никто не объяснил Шеррин, отчего растерялся король, а девушка, та и вовсе откровенно смутилась. Но странность эта явно чтото значила – а иначе отчего бы Эннеари внезапно покраснел, да так, что склонил голову, пытаясь скрыть прихлынувшую к щекам кровь?

– Арьен! – воскликнула девушка… Илери, вот как ее звали – тогда Шеррин никак не могла вспомнить, а теперь само возникло откудато.

– Мне и в голову не приходило, что ближняя ветвь у вас одна и та же, – хрипло пробормотал Эннеари, все еще не подымая головы.

Шеррин было невыносимо больно видеть его смятение, и она, желая отвлечь Эннеари, намеренно окликнула его по имени, которым назвала его та эльфийка – Арьен – окликнула… и сама внезапно испугалась невесть чего.

– Может… мне нельзя тебя так называть? – выдохнула она.

Эннеари хотел было ответить ей, но не успел.

– Можноможно, – быстро вмешалась Илери прежде еще, чем он успел открыть рот. – Очень даже можно. – Она ехидно блеснула глазами и тут же опустила ресницы. – Только так и будет правильно – верно я говорю, Арьен?

Илери явно от души забавлялась – а Эннеари был столь же явно смущен, но не так, как минуту назад, а както неуловимо иначе, на другой лад. Это другое смущение не бросилось краской ему в лицо, а рассыпалось теплым коротким смехом.

– Пожалуй, верно, Лериме, – ответил Эннеари и вновь засмеялся.

Имя «Арьен» шло эльфу даже больше, чем «Эннеари». Оно не просто льнуло к нему, оно и было им – но Шеррин было отчегото невообразимо трудно вымолвить его снова… не просто трудно – невозможно… вот до этой самой минуты, когда Шеррин бестрепетно прошептала его в лицо ночной темноте и победительно улыбнулась.

Арьен.

До чего же чудесное имя… такое же чудесное, как и он сам. Как тугой зов стрелы, летящей точно в цель. Сейчас, надежно укрытая ночной тьмой от посторонних глаз, Шеррин вновь и вновь переживала этот небывалый выстрел – поверх голов, мимо лиц, сквозь воду – ее дыхание вновь и вновь сливалось с полетом стрелы и несчетное количество раз снова и снова падало со стрелы вместе с ожерельем в подставленную узкую ладонь.

Я больше ничего не боюсь.

Совсем ничего.

Я ведь не боли боялась, не унижения, не смерти даже – еето чего бояться? Не того, что меня согнут или сломают… а того, что растворят. Сожрут заживо, переварят – и я стану частью их, стану такой же, как они… потому что иначе остается только сойти с ума и не понимать уже ничего… не понимать, что тебя уже едят, что тебя уже почти и нету больше… а оказывается, ничего подобного. Я просто потерялась в тумане. Это очень страшно, когда туман. Он откусывает пальцы, выедает глаза, высасывает сердце – поневоле каменеешь, чтобы не ощущать этой жуткой боли. С туманом невозможно сражаться, его не ухватишь… но зато его можно рассечь. Однимединственным выстрелом.