Андрей Белянин - Посрамитель шайтана Страница 55

В данном же случае домулло лишь терпеливо и доходчиво объяснил стражнику, что орущий тип ущемлён Аллахом на всю голову и сейчас этот оборванец небритый начнёт врать, что он является наиглавнейшим стражем Коканда. Что, разумеется, и произошло…

– А теперь он начнёт вопить, будто бы ты, о достойнейший из воинов, за пятнадцать таньга совершил должностное преступление, пустив ночью в город двух таких страшных грешников…

– А что, нет?! Он же пустил, он тоже винова… – договорить недалёкому закладывателю не удалось, потому что резво протрезвевший самаркандец, отложив в сторону щит, как следует отходил крикуна тяжёлым древком копья.

Когда побитый господин Аслан-бей вырвался и, прихрамывая, убежал в ночь, то ни Льва, ни Ходжи он, разумеется, не нашёл. Они успешно растворились среди сотен улочек и низеньких домишек, а глава городской стражи города Коканда, исполненный вновь воскресшим чувством гражданского долга, прямиком направился к дворцу самаркандского падишаха.

Он уже бывал здесь по служебной надобности и надеялся, что уж падишах-то поверит ему и поднимет на ноги всех, когда узнает, какая «чума» подкралась к подножию его трона. О том, что эту чуму «впустил» сам Аслан-бей, главный стражник успел незамедлительно позабыть, у него была сговорчивая совесть…

Глава 44

Ни один некрофил не хочет после смерти попасться другому некрофилу…

– А ты точно знаешь дорогу? – уже, наверное, в десятый раз домогался Лев у запыхавшегося домулло. Тот, честно говоря, забодался отвечать, что последний раз был в Самарканде трёхлетним ребёнком, что его везде водила за ручку мама, что с той поры многое в городе изменилось, что «электрическое освещение проспектов» есть происки шайтана, а караван-сарай рано или поздно всё равно найдётся, ибо куда он убежит…

– Но мы с тобой уже сколько ищем! Давай спросим у кого-нибудь, а то шаримся по проулкам, как два забулдыги…

– Вай мэ, у кого мы спросим, ночь!

– А… вон девица шустрая в чадре пробежала. Догоним и уточним маршрут…

– Стой, безумец! – Ходжа изо всех сил вцепился в пояс друга. – Это может быть опасно! Неужели ты никогда не слышал поучительной истории о багдадском купце и его четвёртой жене, любившей гулять по ночам?!

– Не-а, – на ходу отмахнулся великий вор, с истинно русской беспечностью устремляясь в погоню за очередной юбкой. – Расскажешь по дороге, даже если она не знает, где караван-сарай, всё равно – грех не проводить по неосвещённой улице такую изящненькую девчонку!

Насреддин страдальчески закатил глаза, но вступать в бесполезные дебаты не стал, как, впрочем, и бросать товарища одного. Хотя кто его знает почему? Быть может, ему самому тоже не улыбалось остаться в одиночку в тёмном переулке практически незнакомого города…

– История, которую я спешу тебе поведать, заставляет холодеть кровь и замедляет биение сердца. А у всех правоверных мусульман на глаза наворачиваются слёзы, и они горько плачут весь день, пока не поведают эту печальную повесть другому, обретая утешение лишь через долгий пост и постоянные молитвы. Ты всё ещё хочешь услышать её?

– Ходжа, не нуди, начал – трепись до конца!

– Как скажешь, о неуважительнейший в обращении. – Они по-прежнему следовали за бесшумно скользящей впереди женской фигуркой, и постепенно словоохотливый домулло сам увлёкся собственным же рассказом.

– В давние, а может, и не очень, времена в нашем благословенном Багдаде жил именитый купец по прозвищу Абу-Хассан. Его дом казался огромной чашей, исполненной богатств, и благополучия, он был счастлив и доволен судьбой, но Аллах ниспослал ему суровое испытание…

Однажды, находясь по торговым делам в одном из самых старых кварталов бедноты, узрел он в заброшенном дворике сидящую под тенью чинар девушку. И была она прекрасна словно пери, стройностью стана подобна пальме, белизной лица – редчайшему жемчугу, а краснотой губ – индийскому кораллу!

Купец остановился и ласково заговорил с ней. Красавицу звали Надилля, её отец, немощный старик, охотно уступил просьбе Абу-Хассана и продал свою дочь четвёртой женой в его дом. Поначалу купец не мог нарадоваться её страсти и звонкому смеху, но потом стал замечать, что такой оживлённой Надилля была лишь под вечер…

Дневное светило угнетало её, она пряталась по тёмным углам, почти ничего не ела, была нелюдимой и странной. Казалось, она ждала лишь прихода ночной прохлады, чтобы улыбнуться своему возлюбленному мужу и господину, дабы нежными поцелуями стереть дневные печали с его чела. Но как-то раз, проснувшись ночью, купец почувствовал, что Надилли рядом нет, её половина постели была холодна… Лёва-джан, а куда мы, собственно, пришли?

– Ходжа, не отвлекайся, я всё контролирую. Итак, этой девульки в постели не оказалось, а что, остальные три жены по-прежнему лежали с другого бока?

– Куда ты меня притащил?!! – едва не срываясь на визг, взмолился герой народных анекдотов. И, поверьте, у него были на это причины…

– Ну-у, не знаю точно… Тётка вроде сюда забежала, зажгла пару старомодных лампочек и снова куда-то дунула. Давай осмотримся, она наверняка сейчас придет, у неё и спросишь. – Оболенский чуть виновато обвёл руками всё подземелье. Они находились в каком-то подобии заброшенного склепа, тускло освещаемом погребальными светильниками. Рядком стояли каменные саркофаги, к стенам были прислонены могильные плиты, на полу валялись куски гранита и мрамора, зубила и молоток. Казалось, тут собирались делать капитальный ремонт, но почему-то приостановили работы…

– Здесь очень нехорошее место, – побелевшими губами прошептал Насреддин. – Уверен, что в каменных гробах возлежат мертвецы, а эта коварная женщина заманила нас сюда с одной-единственной целью… И не с той, о которой ты только что подумал!

– Но я не сказал вслух…

– А то по тебе не видно?!

– Тогда расскажи лучше, что там было дальше с купцом и его любимой женой номер четыре? – без предупреждения перевёл разговор Лев, потому что предыдущая тема его уже не устраивала.

Как ни странно, бывший визирь легко на это повёлся, забыв обо всём, и, присев на краешек холодного саркофага, спокойно продолжил:

– Так вот, если до этого момента твоя кровь ровно бежала в жилах, то сейчас она остынет и напоит неизбывной тоской твою печень! Что очень вредно для мужского организма, но так полезно для духовного роста истинного мусульманина…

– Ходжа, блин!

– Продолжаю… На следующую ночь, снедаемый муками ревности, он специально порезал себе палец, присыпав ранку солью. Боль не давала ему уснуть, но Абу-Хассан старательно изображал удовлетворённый храп, дабы его неверная жена не почувствовала неладное. Посреди ночи Надилля неслышно встала с кровати, накинула халат и бросилась вон из дома. Всё видевший купец быстро оделся и последовал за нею. После долгих блужданий по ночному городу она привела его на старое кладбище. Юная девушка с нечеловеческой силой откинула могильную плиту у иноземного склепа и, не скрываясь, начала выдирать из гроба бледную ногу покойника. На глазах у ошалевшего Абу-Хассана она, облизываясь, впилась в мёртвое мясо своими красивыми зубками…