Веда Талагаева - Потерянная реликвия Страница 55

- Это у вас, а не у нас, - неприветливо промолвил Ронф, - Откуда, спрашивается? Комнатка-то не такая уж большая.

- Обычный прием из мира магии - на вид библиотека меньше, чем есть в действительности. Соответственно и книг в ней больше, чем кажется, - объяснил Ульвейг, заглянул в книгу, лежавшую перед Ронфом, и удивленно поднял брови, - Не знал, что гоблинов интересует "Трактат о Легендарных Летах". Он не пользуется спросом. Последний раз его брал только Чародей. О, да вы изучаете все те книги, которые он брал, когда был здесь.

- Откуда вы знаете, что он читал? - спросил Кадо, с удивлением глядя на волшебника.

- Ульвейг мое имя. Я преподаю теорию и историю волшебства, - с поклоном представился чародей, - Славный предмет, чудесная наука. Слыхал я от моих коллег, что сам Колдун Востока Юн любил прогуливать этот урок.

- Так и было - я свидетель, - улыбнулся Кадо, - Но где же прежний учитель теории и истории Квенлин Пангорский?

- Достославный Квенлин занемог и почил два месяца тому назад, - склонил голову Ульвейг, - Госпожа Арла оказала мне честь, взяв на его место. Таким образом, в моем ведении библиотечные книги и архив почтенного Норнуса. Поэтому я знаю, что читал Гвендаль из Орфины в свой приезд к нам.

- А он не поделился с вами, зачем он все это читал? - спросил Кадо нового учителя истории волшебства.

- Сказал, что должен подготовиться к важной миссии, которая на него возложена царицей, - объяснил Ульвейг, - И еще добавил, что это поможет ему отыскать свет истины во тьме пещер и подземелий.

Ронф при этих словах чародея подскочил на стуле и вытаращил глаза. Ульвейг же ухоженной и бледной точно у женщины рукою взял масленку и вернулся к своему столу и ожидавшим его чародеям.

- Квенлин умер, - с грустью молвил Кадо, туда-сюда листая книгу, - Старик был добр ко мне.

- Умер, так и леший с ним, - безразлично махнул рукой гоблин и добавил, возбужденно сверкая глазами, - Ты что не слышал, чего говорил этот теоретический историк, исторический теоретик или как бишь его там еще? Гвендалю нужны были эти заумные книженции, чтобы отыскать во тьме свет истины. То есть, что бы найти и стырить нашу священную реликвию! Он готовился к этому заранее! Где Элиа? Хочу видеть его физиономию, когда он узнает правду о своем ненаглядном Чародее.

Кадо покачал головой и успокаивающе положил руку на плечо Ронфа.

- Оставь Элиа в покое до утра. Ему и так тяжело. Близость колдовского камня просветляет его разум, но поглощает его силы. Пусть он отдохнет. Пусть спит.

Ледяная буря ревела за стенами замка. Ветер выл в ночи, заставляя дрожать стекла в окнах. Но в жарко натопленной комнате было душно. Под тяжестью пуховых одеял трудно было дышать. Элиа ворочался на мягкой постели, точно на камнях или голой земле. Зыбкая дрема охватывала его лишь временами, и мысли, крутившиеся в голове, не давали покоя. "Что делать дальше? Как искать Гвендаля и священную книгу гоблинов? Как предотвратить войну?" - постоянно спрашивал себя Элиа и не находил ответа. Покой не шел к нему и по другой причине. Юноша чувствовал, как внутри него возрастает твердый каменный холод, как он шевелится, как тянет куда-то, как чего-то ищет. И он знал, что это зеленый колдовской камень жаждет встречи со своей половиной, и постоянно слышал его зов. Еще Элиа знал, что этой встречи искать не следует. Какой бы желанной она не была, она может его погубить. Но камень не хотел ничего знать. Он толкался внутри и настаивал на своем. Элиа долго вертелся с боку на бок и наконец не выдержал.

- Оставь же меня хоть на минуту. Дай мне покой, помоги уснуть, - взмолился он, сев в своей постели, и вдруг как по волшебству провалился в сон.

Дремота окутала Элиа зеленой дымкой, заставив голову склониться обратно на подушку, и незаметно перенесла его под своды векового дремучего леса. Элиа вдруг обнаружил, что бредет по тропинке сквозь строй могучих ясеней и дубов. Тропинка петляла в высокой траве и терялась в синей пелене лесных туманов, но лунный свет, проникавший под своды сплетенных ветвей и игравший кружевом листвы, освещал дорогу. Он вел Элиа все дальше в глушь и чащу, пока не привел на место, где деревья незаметно расступались. Вскоре Элиа заметил, что бредет среди светлых теремов с высокими крышами и украшенными каменной резьбой оконными проемами, среди стройных белых башен, увитых диким виноградом и плющом, среди изящных статуй и благоухающих цветников. Сам не зная как, оказался он в тайном эльфийском городе, скрытом в лесах, и шел по нему никем не замеченный. Стояла лунная ночь на исходе лета. Вся природа замерла, не было слышно ни шагов крадущегося зверя, ни шороха крыльев летящей птицы. Ветер не шуршал травой, не теребил листву деревьев. Но город не спал. Огоньки зажженных фонариков теплились на ветвях старых кленов, грустный синий свет лился на лужайки и кусты из окон. Едва заметное движение угадывалось в лесной темноте. Элиа вгляделся в ночь, и ему показалось, что он видит неясные фигуры в просторных одеяниях, легко и неслышно ступающие во мраке. Вместе с ними двигались и огоньки горящих фонарей. Фигуры приблизились. То были эльфы. Длинной вереницей они выходили из ворот города, покидая его. Одетые в серебристо-серые дорожные одежды, с головами, накрытыми капюшонами, и фонарями в руках, дети Чудного народа шли по тропинке в лес. Элиа вздрогнул и отступил в тень. То была напрасная предосторожность: не замечая его, эльфы прошли мимо легкой неслышной поступью, едва задев юношу воздушными складками своих плащей. Многие из них вели под уздцы лошадей с поклажей, другие несли узелки. Свет фонарей ложился прозрачным сиянием на их тонкие прекрасные черты, озарял печальный блеск в их глазах. Высокие и стройные мужчины и женщины с юными лицами и вековой мудростью во взгляде один за другим исчезали под сенью леса в темноте. Элиа понял, что они уходят навсегда. Эльфы покидали лес, они уходили, и вместе с ними уходил свет чуда и волшебства, окутывавший эту землю, делавший ее неповторимой и прекрасной. Эльфы уходили и наполняли все вокруг тоской вечной разлуки. Элиа стоял в темноте и глядел на их исход с тяжестью на сердце. Слезы наворачивались ему на глаза. "Зачем они уходят? Я не хочу, чтобы они уходили!", - хотелось ему крикнуть, но он не смел нарушить торжественную тишину леса и светлую печаль, витавшую под его молчаливыми сводами.

Эту скорбь испытывал не он один. Лунный свет лежал на плитах внутреннего двора замка, возведенного над городом на холме. Каменные арки входов вели со двора в покои, крутые лестницы с затейливой резьбой на перилах спускались от дверей во двор. Под одной из таких арок на ступенях лестницы стоял высокий статный мужчина с величественной осанкой и длинными белокуро-пепельными волосами. На нем были длинные богатые одежды, расшитые серебром и золотом, обруч из серебряной филиграни охватывал его голову, его пальцы были унизаны золотыми перстнями. Скрестив руки на груди, стоял он на ступенях своего дома, и мрачным взором, полным нескрываемой горечи, наблюдал, как уходит во мрак его народ. Уже давно стоял он неподвижно в горестных раздумьях. Внезапно легкая рука коснулась его плеча, и нежный голос промолвил за его спиной: