Дэвид Геммел - Эхо Великой Песни Страница 55

Королева Кристаллов!

Софарита не знала, откуда пришло к ней это имя. Она сказала Ро, что в золотой пирамиде таится что-то живое, но теперь она почему-то поняла, что там живет женщина… или ее душа? Софарита снова ощутила чье-то прикосновение, но это, в отличие от того, что она испытала над туземным селением, было резким и не сулило ничего доброго.

— Кто ты? — спросил голос, мягкий и влекущий, но Софарита ощутила за ним страшную, первобытную силу.

Быстрее прежнего она обратилась в бегство и помчалась назад, к окутанным ночью восточным землям.

Вернувшись в свое тело, она повела рукой, и два полена сами собой прыгнули в угасающий очаг. Огонь разгорелся, и Софарита увидела, что ее дрожащие руки блестят, словно смазанные маслом. Кожа на костяшках была на ощупь как глазированная глина. Софарита согнула пальцы — они плохо слушались ее и болели.

— Это только начало, — произнес у нее в уме тот же женский голос, холодный и бесконечно жестокий.

Софарита содрогнулась.

Перед ней возникло видение: стройная молодая женщина с белыми волосами и большими, мерцающими зелеными глазами. Она подплыла ближе, и Софарита увидела, что вместо глаз у нее кристаллы с множеством граней.

—  — Меня зовут Алмея, — сказала женщина.

— Ты правительница алмеков. Королева Кристаллов.

— Да, они называют меня этим именем.

— Что нужно тебе от меня?

— Ничего, дитя. Я, вечная и совершенная, считала себя единственной в своем роде. Вообрази мое удивление, когда я почувствовала тебя над своим домом, своей усыпальницей, своей гробницей. Каково это, Софарита, — обладать такой властью, странствовать по небу и читать в сердцах людей?

— Это пугает меня, — ответила Софарита.

— Пугает? Да, я помню это чувство. Но оно пройдет.

Проходит все, только знание остается — и растет. За это, конечно, приходится платить, как ты сама убедишься. Страшной ценой, как скажут иные. Я тоже прежде думала так.

— Что это за цена?

— Когда-то я была такой же, как и ты, — существом из мягкой плоти и мимолетных желаний. Я помню, как хорошо было чувствовать траву под ногами, вдыхать аромат летних цветов и смаковать вино. Но лучше всего было теплое мужское тело, которое прижималось ко мне. Теперь все это для меня потеряно, а скоро будет потеряно и для тебя.

— Что ты говоришь?! — воскликнула Софарита, и невыразимый страх зашевелился у нее внутри.

— Думаю, ты уже угадываешь ответ, Софарита. Есть люди, к которым нельзя прикасаться целебными кристаллами. Некоторые из этих людей, к счастью своему или к несчастью, заболевают кристальной болезнью. Они быстро превращаются в стекло, разбиваются и умирают. Но бывает и более редкая напасть: кристальная одержимость. В одержимых пробуждается сила кристаллов. Почему, спросишь ты? Да потому, что им самим суждено сделаться кристаллами. Это происходит медленно, да, но тем не менее причиняет невыносимую боль. Сначала человек замечает, как заметила ты, что у него блестят надбровья, скулы, костяшки пальцев, подбородок. Но это только начало. Через год тебе трудно станет двигаться. Через два тебя парализует, и ты превратишься в статую. Через пять твое тело станет неузнаваемым. Это идет медленно, очень медленно. На двадцатом году в тебе не останется почти ничего человеческого, а после пятидесяти лет ты станешь кристаллической глыбой, но так и будешь жить в ней — еще лет сто.

Если, конечно, тебя не будут кормить. Если жизнь не будет омывать тебя густой алой кровью. При этом условии ты, сохраняя свое могущество, будешь жить вечно. Ты хочешь этого?

— Нет. Ни за что. Лучше умереть.

В голове Софариты раздался заливчатый смех, металлический и неестественный.

— А ведь я, кажется, говорила то же самое. Впрочем, я могу помочь тебе., милая.

— Зачем тебе это нужно?

— Разве непонятно? А зачем нужны две королевы кристаллов? Итак, ты согласна на мою помощь?

— Ты злая, а злу доверять нельзя.

— Оставим эти глупости мелким умишкам, Софарита.

Разве солнце — это зло? Или море? Они убивают, но в то же время даруют жизнь. Это не делает их злыми. Все, что я делаю, служит самосохранению. Всякое существо из плоти и крови должно меня понять. Я убиваю, чтобы жить, и ты тоже. Каждый кусок мяса, который ты съедаешь, взят у живого существа, которое, будь у него выбор, не стало бы умирать ради тебя. Значит, ты злая, Софарита?

— Я не приказывают зарывать детей живыми, чтобы насытиться, и не вырываю сердца у взятых на войне пленных.

— Стало быть, дело только в величине. Один ягненок. — это пища, десять — пиршество, сто — обжорство. Что же такое зло? Миллион убитых ягнят? И в чем разница между ягненком и человеком? И тот, и другой смертны, и большинство людей умирает без всякой пользы. Те, чьи жизни питают мою, служат по крайней мере полезной цели. Взамен я даю моему народу благосостояние, даю свободу от нужды и болезней. Мои доверенные советники тоже живут вечно.

Они скажут тебе, что все, что я делаю, делается для общего блага. Поговорим, однако, о том, что нужно для твоего блага. Я могу забрать у тебя твою силу, перелив ее в себя. Мне это вреда не причинит, а ты снова станешь крестьянкой, женщиной из мягкой плоти.

Софарита, глядя глазами своей души в глубину зеленых кристальных глаз Алмеи, спросила;

— Как же ты это сделаешь?

— Все, что от тебя требуется, — не сопротивляться мне. А после — живи, как тебе хочется.

— Она лжет! — сказал Софарите другой голос. — Она хочет твоей смерти!

Софарита сонно, расслабленно раскинулась в кресле.

— Она уже делает это! Гони ее прочь, женщина. Твоя жизнь в опасности!

Софарита встрепенулась и попыталась выпрямиться. Она чувствовала слабость и тошноту. Лицо перед ней состояло теперь из одних глаз, огромных, зеленых, горящих. Гнев поднялся в душе Софариты высокой волной, и образ Алмеи, заколебавшись, исчез.

— Берегись! — сказал голос дрожащей Софарите. — Она еще вернется. Ты ее смертельный враг, и она не успокоится, пока не убьет тебя.

— Но кто ты?

Перед ней возник другой образ — лицо человека средних лет с обветренной кожей и глубоко сидящими темными глазами, в вышитой бусами повязке на черных с проседью, заплетенных в косу волосах. За повозку были заткнуты два орлиных пера.

— Я Одноглазый Лис, шаман анаджо, Первых Людей. Я пытался заговорить с тобой, когда ты пролетала над моей деревней.

— Я помню. Ты все слышал, что она мне говорила?

— Многое.

— Это правда? Мне суждено превратиться в кристальную глыбу, как и ей?

— Я недостаточно силен, чтобы сразиться с ней. — В голосе шамана слышалась печаль. — Я могу лишь скрываться от нее. Но я чувствую правду в ее словах. Несколько столетий назад с ней в самом деле случилось то, о чем она рассказала. Я был на Серой Дороге и видел это. Когда-то она была доброй, заботливой и пользовалась своей силой, чтобы лечить людей. Теперь она требует многотысячных жертв.