Том Холт - Граальщики. Солнце взойдет Страница 55

— Тур! — заорал он, — прекрати это немедленно, слышишь?

— Оставь его в покое.

Тишина. В гулкой темнице раздался лишь стук захлопываемой дверки в крысиную нору и возня, когда крыса приваливала к ней изнутри большой кусок угля.

— Простите?

— Я сказала, оставь бедного парня в покое, ты, тупой верзила.

— Я…

— Иди и подбери себе кого-нибудь более подходящего тебе по габаритам.

Прекрасно, подумал Бедевер, просто замечательно. Вот и я тоже уезжаю помаленьку. Если я когда-нибудь выберусь отсюда, я буду пинать недомерка-Сопливчика отсюда до самого Бенвика.

— Прошу прощения, — сказал он.

— Да?

— Не могли бы вы сказать, с кем я имею честь?

Снова послышался смех, и Бедевер обнаружил, что это уже начинает ему немного надоедать. Он многозначительно кашлянул.

— Не задирай так высоко нос, молодой человек. Я достаточно стара, чтобы годиться тебе в прабабушки.

— Вообще-то, — не смог удержаться Бедевер, — я в этом очень сильно сомневаюсь.

— И не перебивай, когда говорят старшие.

— Видите ли, — пояснил Бедевер, — дело в том, что мне больше пятнадцати сотен лет.

Раздалось пощелкивание, словно катались игральные кости или — но об этом не стоило слишком задумываться — и у черепа распахнулась челюсть.

— Не пытайся разыгрывать меня, молодой человек, поскольку…

— По чести говоря, — сказал Бедевер, — видите ли, я был одним из рыцарей короля Артура, а сюда пришел, чтобы исполнить…

— Короля Артура?

— Да.

— О-о. Да, понимаю.

— Ну вот.

— Прости, если была несколько невежлива.

— Пустяки.

— Кстати, меня зовут Машо.

— Сэр Бедевер Огэльский.

— Я слышала о тебе. Это не ты тот рыцарь, который…

Но Бедевер перебил ее. Имя звучало знакомо, а голос… бог мой, мог ли он забыть этот голос? Но нет, конечно, нет. Это невозможно.

— Ты сказала — Машо?

— Именно, — отвечал череп. — Машо де Виллежардин.

Голос Бедевера дрогнул:

— Матрона?

Череп опять рассмеялся, и на этот раз Бедевер подхватил его смех.

— Ты помнишь меня, Матрона? — восклицал Бедевер. — Я был на одном курсе с Агвизаном и Борсом, и Гахерисом-младшим.

— Разумеется, помню! Ты еще держал жуков в обувной коробке в спальне юниоров.

— Послушай… — это был Туркин, и в его голосе звучала нотка раздражения. — Не хочу прерывать, но может быть, ты все-таки представишь меня?

Повисла озадаченная пауза, затем Бедевер произнес:

— Прости, Тур, совсем забыл. Матрона уволилась как раз перед тем, как ты поступил. Матрона, это сэр Туркин ле Сабль. Он тоже учился в нашем добром старом колледже.

— Весьма польщена.

— Я также. Послушай, Беддерс, ты не мог бы мне объяснить, что здесь происходит, а то…

— Заткнись, Тур, будь так добр. Прости, Матрона. Ну, так как же ты поживаешь?

Последовало долгое молчание.

— Я умерла.

— Да не может быть!

— Тем не менее, это так.

— Понимаю. Как печально это слышать, Матрона! Я…

Бедевер прервался на полуслове. Ему послышалось, или он здесь чего-то недопонял?

— Умерла? — переспросил он.

— Мертва как ржавый гвоздь, — подтвердила Матрона. — И я бы не сказала, что это мне очень нравится, могу тебя уверить.

— Неудивительно.

— Видишь ли, — продолжала Матрона, — когда я увольнялась, колледж проявил по отношению ко мне необычайную щедрость — гораздо больше, чем я рассчитывала, я была действительно очень тронута, — и разумеется, захотела обеспечить себе маленькое гнездышко на старость. И тогда мне повстречалась эта очаровательная молодая леди — она сказала, что она старшая сестра одного из мальчиков…

Бедевер почувствовал, как в его горле набухает комок.

— «Акции Треста Роста Капитала Лионесс»? — спросил он.

— Нет, «Облигации Управляемых Доходов Лионесс», — отвечала Матрона. — Не прошло и шести месяцев с тех пор, как я получила полис, как ко мне пришло это письмо, в котором говорилось, что вся контора подлежит ликвидации, и как они сожалеют о случившемся. У меня просто кровь вскипела в жилах, можешь себе представить. Так что я пришла прямо сюда и… и вот я здесь. Но если мне когда-нибудь приведется добраться до этой маленькой прохвостки, до этой торговки тухлыми яйцами… что ж, пусть она поостережется — это все, что я могу сказать!

— Это ужасно, Матрона, — сказал Бедевер. — Так обмануть тебя, да потом еще и убить — это… это просто ужасно. Им нельзя позволять делать такие вещи.

— Слушайте, слушайте! — пробормотал Туркин, добавив что-то относительно необходимости поднимать мертвецов из могил, чтобы понять такую очевидную вещь, — что Бедевер посчитал довольно дурным тоном. Он шикнул на него и почесал в затылке.

— Прости, что спрашиваю, — сказал он после минутного раздумья, — но как получилось, что ты все еще можешь, э-э, разговаривать? Мне казалось, что для этого нужно…

Череп защелкал зубами.

— Некоторые люди позволяют себе исчезнуть до последней капли, когда уходят, — произнесла Матрона. — Но не я. Как я всегда говорила вам, мальчики, главное в человеке — это сила воли, сила воли и решимость. Я была исполнена решимости не дать себе потерять форму, и это сработало.

— Вижу, — отвечал Бедевер и добавил: — У тебя неплохо получилось, — но тем не менее он продолжал чувствовать, что здесь чего-то не хватает. Например, объяснения. Однако было бы невежливо продолжать расспрашивать, тем более что Матрона всегда была особенно чувствительна к таким вещам. Он сменил тему, и некоторое время они болтали о других мальчиках из бедеверова класса. Это заняло их на некоторое время; плохо было только, что все эти мальчики были уже в могиле, и был риск, что разговор станет несколько загробным, чтобы не сказать однообразным. Очень осторожно Бедевер вернулся к прежней теме.

— Матрона, — сказал он, — прошу простить меня, если этот вопрос покажется немного… личным, что ли, но мне всегда казалось… — Вдохновение! — Когда я учился в колледже, сэр Жиро говорил нам, что когда человек — ну, умер, то он…

— Жиро! — презрительно щелкнул череп. Да, теперь у нее нет губ, которые можно было бы поджать, подумал Бедевер, иначе… — Жиро был шарлатан. Он постоянно оставлял огрызки от яблок за батареей.

— Он никогда мне особенно не нравился.

— И правильно, — отвечала Матрона. — Да что он знал о том, каково это — быть мертвым? Если он умудрился получить дутую степень в каком-то университете Бог знает где, это еще не значит, что у него есть право вытаскивать весь мякиш из хлеба.