Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ) Страница 56

Мидира передернуло, а Мэллин потащил его дальше, заставил почти на цыпочках обойти спящую громаду медведя, занявшего почти целый коридор, завязал Мидиру глаза и протащил очень узким коридором, требуя замирать раз в четыре шага.

И каждые четыре шага что-то огромное и страшное тихо-тихо шевелилось в глубине замка. Или в стене, или во сне.

Но глаза были закрыты, а значит: они не видят чудовище, и чудовище не видит их. Логика сна действовала…

Но тут Мидир потерял руку брата. Приподнял повязку и увидел тянущееся к нему сиреневое щупальце. Очень похожее на осьминожье!

Мидир дернулся, но брат прижал к губам палец и жестом попросил поправить повязку. Уже натягивая ее обратно на глаза, Мидир увидел, как Фелли, громадный, чуть не выше замка, топает ногой по сиреневому щупальцу, и то вырывается и пропадает.

У тронного зала Мэллин остановился, привстал на цыпочки и дернул шнур, что в реальности отвечал за шторы, а тут — сбросил из-под потолка покрывало с картой третьего этажа замка. По карте змеилась туманная, словно прогрызенная в кирпичах, порча. Мэллин прошел по ткани до обозначения своей комнаты, на которой стоял жирный крест. Носком сапога проследил разрастающуюся сеть и вывел к королевским покоям.

Мидир похолодел, разглядывая схему и запоминая.

Решительно перехватил брата за руку, зашел за трон. Если это действительно Черный замок, пусть и во сне, то он поможет. Нажал на спинку трона в специальном углублении — просьба о помощи. К центру, в локте над зеркальным полом опустилась и зависла серебристо-черная сфера. Мидир достал кинжал. Подобрался к сфере, мысленно попросил показать щупальце дотянувшейся магии. Увидел окно в реальность, где в комнате Мэллина нависал над бесчувственным братом.

И вонзил кинжал, отрубая возможность соприкосновения этой магии с тем миром.

Ухватил Мэллина обеими руками, а потом все закрутилось в бешеном водовороте.

Мидир проснулся, как будто снова вырвался из-подо льда, вздохнул глубже, с некоторой опаской открыл глаза, но Мэллин напротив как раз пытался проморгаться и выговориться:

— Мидир, они хотели съесть тебя, хотели съесть человечку, опрокинуть тебя безумным волком, чтобы как папа, я не мог сказать! Тебе и так хватает, ты похож на скелет, сражаться меня не пускаешь, хоть к механесам пустил, я не мог, не хотел!

Волчий король присмотрелся к брату: нет, не врал, очень, очень боялся. Не за себя, за него, Мидира. Поэтому не был сожран в своем сне в первую же ночь: страх подтачивал Мэллина, но страх за брата делал его очень хитрым и непростым противником.

— Мидир, ну скажи хоть что-то! Мидир! Ну хоть руку сломай!

Мольба чистой воды. Переживает. Боится. И опять — не за себя.

Мидир шумно вздохнул, прихватил ладонями голову брата чуть крепче, тот замолчал и замер, заспанно моргая раскосыми глазами.

— Какое счастье, — глаза Мэллина вмиг распахнулись, — какое счастье, что ты у меня такой олень. Единственный. Неповторимый. Безрогий напрочь. Олень, которого невозможно догнать!

— Но-о… — видимо, собирался возразить, слова воспринимались не сразу, а по мере осознания на губах брата ширилась счастливая улыбка. — Да, я такой!

— А какой же ещё! Олень! Безрогий! — Мидир взрыкнул, вспомнил черный лед, облаву, оторванный голос, отпустил голову брата, чтобы перехватить, обнять, притянуть к себе завернутого в одеяло, живого и вихрастого. — И чтобы больше такого не было!

Мэллин засопел ему в сгиб шеи, фыркнул, выпростал руки из-под одеяла и обнял в ответ.

— А ты меня опять спас! Ты всегда меня спасаешь!

Брата била дрожь от пережитого или от холода, но одежда была сухой. Мидир коснулся ладонями его висков, погружая в сон, приговаривая для верности, что когда тот проснется, то будет полон сил и здоровья, и больше никто не посмеет навредить ему в снах.

— Охраняй, — бросил Мидир лоскутному Фелли. А потом все же не удержался от похвалы: — Хороший волк, добрый волк.

И был уверен, что тот моргнул в ответ.

Многое в их общем кошмаре беспокоило Мидира и со многим хотелось разобраться. Кто-то осознанно чинил зло брату в его же замке!..

Стоял самый темный час перед рассветом, когда короля волков его земля прикрывала особенно сильно. Черный зверь, лишенный зачатков магии, бесшумно скользил по траве, покрытой осенними слезами росы. Взял влево, через заповедный лес, приветливо погладивший волка опущенными лапами. Зверь легко миновал все патрули галатов, перевернул котелок в пылающий огонь и под шумок сунул нос в палатку Эохайда. Постоял на пороге словно в раздумии и прорысил дальше.

Два лагеря разделялись охраной еще большей, чем со стороны Черного замка. Тревогой от стражей воняло так, что Мидир поморщил нос и отвернул морду, останавливая себя от желания зверя — догнать и разорвать того, кто боится.

Но серое облако не пустило его внутрь. Зверь постоял, втягивая воздух, ощущая колыхание силы, магии, чуждой Нижнему миру. Обошел кругом и так же тихо вернулся в Черный замок.

— Это друиды, Джаред. И они не питаются от нашей земли.

— Мы на это надеялись.

— Они держат ту магию, с которой пришли, но она тает. Наши леса пусты, им нужно много силы для пропитания галатов. Видимо, пойманные или заманенные виверны и тролли дают им ее. Но зато связи с Черным замком разорваны!

— Вот и прекрасно. Знаешь, Мидир, я почти уверен, не на этом поле боя будет происходить наша битва. Все обманка. Лагерь галатов прикрывает лагерь друидов, нападение верхних может прикрывать вторжение…

— Ты прав во многом, — процедил Мидир. — Завтра расскажу.

— Я беспокоюсь сегодня. Отдохни хоть это утро! Заодно и Этайн успокоишь. Наша королева почти не спала без тебя.

— Мое сердце, обними меня. Мне такой ужасный кошмар приснился, — потянулась к Мидиру встревоженная Этайн.

— Мне тоже, моя любовь, — прошептал Мидир. — Мне тоже.

— Какие-то серые тени на тебя нападали!

Мидир улегся рядом и притянул ее к себе.

— Я сам нападу на кого хочешь. Могу прямо сейчас и на тебя!

Глава 28.1. Под вересковым стягом. Цена магии

Одного-двух часов хватило бы для отдыха, но из дремы раньше назначенного времени Мидира выдернул один очень странный звук. Этайн, в чью макушку он уткнулся, засыпая, обняв покрепче руками и даже обвив ногами, проснулась раньше него. Дивные дела! Завошкалась, засопела, коротко и быстро втягивая воздух.

Повернулась к нему — довольная, словно выяснила что-то, и почти не грустная.

— Не подскажешь, чем таким важным была занята моя королева? — тихо произнес Мидир, не желая спугнуть редкий момент счастья.

Этайн вывернулась из-под его руки, откинулась на спину. Потянулась и зевнула, показывая розовый язычок, намекая, что это все полусон. Мимолетно дотронулась до темного соска. Знала ведь, как он отвечает на ее наготу!

Округлость женской груди, перевитая ткань между сжатых ног, призывный взгляд из-под темных ресниц… Мидир развернул к себе коварную, поднял подбородок, заглянул в глаза, где теплое золото плескалось в темной, почти черной зелени. Противоречивый хризолит, как сама Этайн. Но сейчас ее воля была мягче пуха, а сама королева — покорнее воска.

— Ты нюхала меня. Признавайся!

Этайн вздохнула, приподнялась, натянув на себя ткань.

— Ты так вкусно пахнешь… — стеснительно молвила она. — Я наконец разобрала.

— Звери не пахнут, моя любовь. Почти совсем.

— Это почему?

— Если зверь начнет издавать запах, значит, он слаб или болен. Тогда его найдет более сильный зверь…

— И что? Расцелует? — коснулась она его руки.

— И сожрет.

— Как все печально, — хотя Этайн печальной не выглядела, губы ее дрожали от смеха. — На роль самого страшного зверя в этом доме я точно не гожусь. И как я нашла тебя, мое сердце? Странно… После всех этих кошмаров с черной твердой водой и живыми хищными деревьями — такой хороший сон! Мне приснилось, мы вместе старели. Я даже вспомнила, что когда-то мечтала об этом, — опустила голову. — Я так отчетливо вспомнила эту мысль… Но она словно бы не моя. Какая глупость, правда?

— Не такая уж и глупость.

Этайн, улыбнувшись, лизнула его грудь — длинно, сладко, по-волчьи. Мидир зажмурился, пытаясь забыть ее слова не о нем.

А потом он понял, отчего она столь чувствительна к запахам. Этайн носит волчонка! Его волчонка! Рука легла на ее живот, и он показался самую малость округлым.

Усталость пропала вовсе, и все мысли улетучились мгновенно. Кровь, стукнув в сердце, огненной волной прошла по венам, и вместо отведенных себе двух часов он провел в постели все четыре. Этайн, горячая от его ласк, промурлыкала, не забыв, о чем они говорили:

— Хотя съесть тебя мне иногда ужасно хочется. Но все же, как тогда волчице найти своего волка?