Убить нельзя научить. Дилогия (СИ) - Сапфир Ясмина Страница 56

На камнях остался толстый слой пудры. А также – помада, тени, тушь и еще невесть что. Казалось, на стене корпуса кто-то нарисовал портрет женщины ну очень легкого поведения. Что самое поразительное, лицо Метаниллы менее размалеванным от этого не стало.

Жирный кусок тонального крема с пудрой вперемежку вздрогнул и плюхнулся со стены на землю. Невдалеке приземлился кот. Шерсть его стояла дыбом, а когти готовились долго и доходчиво объяснять – насколько их владелец не в восторге от вынужденного полета.

Кот осторожно подошел к тональному крему, ткнулся в него носом, принюхался и оглушительно чихнул, подскочив на месте. Остатки косметики Метаниллы плюхнулись прямо на спину животного. Кот подскочил как ужаленный и бросился наутек. Со спины его улыбалась алой помадой и подмигивала длинными ресницами очень густо накрашенная женщина.

Генерал без усилия дернул дверь, и та распахнулась настежь.

Я не сдержала облегченного вздоха.

До занятия оставалось целых двадцать минут – достаточно, чтобы поближе познакомиться со знаменитой доской объявлений. Я столько про нее слышала, что просто жаждала увидеть воочию.

Зрелище не обмануло ожидания. Правильно говорят – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Темно-бежевая доска располагалась напротив двери и простиралась на всю стену первого этажа.

На самом верху, по центру доски, на четырех кнопках размером с мою ладонь каждая висел клочок ватмана. Вот именно не кусок, а драный клочок, со следами чьих-то зубов, словно отрывали его не без их помощи.

На клочке красовалась надпись заглавными жирными буквами: «ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ. ТАЙНОЙ ИНФОРМАЦИИ. СМЕХОПАНОРАМА».

Вся стена ниже была завешана этой самой «тайной информацией», по сравнению с которой настоящая «Смехопанорама» выглядела просто жалко.

Под заголовком «Угадайка» в хаотичном порядке были разбросаны студенческие записки вроде: «Я тебя ублю», «Я тобой позавтракаю», «Я тебя не могу», «Ты всегда со мной в душе»…

Рядом, под заголовком «О времена, о нравы», висели полотнища шпаргалок одного и того же автора. Во всех формулах знак плюс заменяло скромное слово «полюс». Равно – уже более кровавое «рана», разделить – жестокосердное «разделать», а минус уже совсем нескромное – «минет». И словно бы ответом на последнее предложение знак умножить заменяло трагичное «не можеть».

Ближе к верхнему правому углу было пришпилено мое заявление, с заголовком:

«Не уволюсь, так развлекусь!»

Я даже не обиделась.

Во-первых, рядом с моим заявлением висело вархаровское – весь кусок ватмана. Чуть ниже под ним философски сообщалось «Хорошего заявления должно быть много, или Проректорских опусов мало не бывает».

Во-вторых, мой скромный опус нервно курил в сторонке по сравнению с заявлением на отпуск, под заголовком: «Вот что бывает, если препод не отдыхает».

«Я категорически и совершенно категорически требую отпустить меня в отпуск по трем причинам», – эмоционально начиналось заявление. Дальше шли вовсе не три причины, а штук двадцать пять, среди которых затесались:

«3. Нервная чесотка от одного вида студентов с риском академической эпидемии.

7. Повышенный аппетит на занятиях. Что приводит к ужасным, не побоюсь этого слова, трагическим последствиям. Студенты заливают слюной все электрические цепи, глядя, как я алчно поглощаю один бутерброд за другим. А это, в свою очередь, приводит к последующим взрывам и порче казенного имущества. Не говоря уже о драке за случайно забытый мной на столе бутерброд с ветчиной. После нее в лаборатории не осталось ни одного целого стула – студенты колотили ими друг друга. Ни одного целого стекла – каждый, завладевший бутербродом, стремился выброситься в окно со своей законной добычей».

Похоже, выходить в окно, не заботясь о том – открыто оно или закрыто – тренд Академии Войны и Мира.

«11. Нервные махи головой, из-за чего коса тоже мотается из стороны в сторону. Именно поэтому половина студентов вверенной мне группы ушли с занятия с фингалами, а вторая половина – с более серьезными повреждениями. Бедняги пытались уклониться, забыв, что сидят за партами, а на партах стоят установки. У многих сломались челюсти, у некоторых – вылетели зубы.

12. Случайные ежедневные опоздания на работу из-за непомерной слезливости на нервной почве. Не могу же я, мужчина, истл, явиться на занятие весь в слезах от своего жалкого вида. Синяков под глазами и унылого оскала».

И это я еще далеко не все пункты зачитала.

Ближе к нижней части доски шли цитаты из лекций под названием: «Чему мы их учим».

Нежная:

«Если погладить кота по шерсти много-много раз, он ответит вам током любви».

Трогательная до слез:

«Если электрический провод закоротить, он замкнется в себе…»

Двусмысленная:

«Силу трения проще всего изучать на личном примере, ощущая, как тела нагреваются, потираясь друг о друга».

Многообещающая:

«Не бойтесь раскалить диэлектрик добела, он проводит вас в ток…»

Страстная:

«Деформация – это проникновение твердого тела в мягкое с обязательным нагревом мягкого внутри…»

И уже совершенно бесстыдная:

«Энергия дефлорации вычисляется по формуле…»

И, наконец, отчаянная:

«Если сломать проводник пополам, полупроводник получить сложно, а вот от меня по башке – запросто».

Жаль, я не успела прочесть выдержки из докладов и жалоб преподов под заголовком «О времена, о нравы».

Уже первые нарезки запомнились надолго.

«Глава 7. Рационализаторское приложение студентов.

Доклад о хождении студентов в позор…

Доклад о хождении студентов в зазор…

Доклад о хождении студентов в кругозор…»

Слово «дозор» у автора хронически не получалось.

«Лобовым ударом я открыл студентам глаза на все моменты импульса сразу».

«Мне пришлось трижды взрывать горючие смеси, чтобы студенты начали заикать простые правила».

«Если вы в химической лаборатории, и что-то взорвалось, первым делом проверьте – остались ли вы живы. Вторым делом проверьте – все ли части тела на месте… И если даже вы не выжили, не отчаивайтесь! Найдите позитивный момент. Вам не придется сдавать зачеты и экзамены».

«Я составил план лабораторных роботов…»

«Я подорвал занятие, только чтобы сбегать в буфет за водой…»

«В аудитории парил порядок…»

«Я порвал студента, чтобы вставить ему формулу…»

«Студент слишком долго вытирал с тоски…»

Под заголовком «Что может быть скромнее?» висели семь сканов тех самых частей тела, которые, по заверению Вархара, он очень даже часто мыл.

Над ними красовалось пояснение, набранное ну очень жирным, очень красным и очень наклонным шрифтом.

«Однажды семь первокурсников Академии Войны и Мира» поспорили, у кого больше… сами знаете что. Чтобы сравнение вышло честным, отсканировали все под лозунгом: "Техника не краснеет". А следом сканировал свои документы… ректор».

Слава богу, «досье» на преподов висело на другом конце доски-стены, далеко о того, что обнаружил Езенграс в памяти сканера.