Тэд Уильямс - Дорога ветров Страница 56

Она завернула плоды своего набега в шаль и потащила тяжелый тюк по направлению к чулану и его потайной двери, делая при этом все возможное, чтобы не оставлять видимых следов на рассыпанной по полу муке. Когда Рейчел добралась до чулана, куда мука, такая же неумолимая, как снег снаружи, еще не попала, она развернула свой тюк и концом шали замела оставшиеся следы, чтобы никому не пришло в голову задуматься, почему это чьи-то следы ведут в заброшенный чулан и не выходят оттуда.

Когда она снова завязывала свою добычу, в коридоре снаружи раздались громкие голоса. Мгновением позже распахнулись массивные кухонные двери. Сердце Рейчел заколотилось, как у испуганной птицы. Она наклонилась, дрожащими пальцами нащупывая занавеску. Едва она задернула ее, чьи-то тяжелые сапоги застучали по плитам пола.

— Будь он проклят со своей ухмыляющейся рожей! Куда он запропастился?! — Глаза Рейчел расширились от ужаса. Она узнала голос короля. — Я уверен, что слышал кого-то! Здесь кто-то был! — кричал Элиас.

Раздался грохот, как будто что-то смахнули с одного из изрезанных ножами столов, потом снова стук сапог, расхаживающих по кухне.

— Я слышу все, что происходит в этом замке — каждый шаг, каждый шорох! У меня голова стучит от от всего этого. Он должен быть здесь! Кто это еще может быть!?

— Я уже сказал вам, ваше величество, я не знаю.

Сердце главной горничной запнулось, казалось, оно кувыркается между ударами. Это был Прейратс. Она вспомнила, как он стоял перед ней — из его спины торчал ее нож, бесполезный, как сухая веточка, — и почувствовала, что оседает на пол. Она протянула руку, чтобы опереться на что-нибудь, и задела медный котел, висевший на стене, так что он закачался. Рейчел схватила его, удерживая тяжелый сосуд, чтобы он не ударился о стенку и не привлек к ней внимание тех двоих.

Как крыса! Мысли ее были безумны и отрывочны. Как крыса. Поймана у себя в норе. Кошки снаружи.

— Чтобы Эйдон сжег и разорвал его! Он ни на шаг не должен отходить от меня! — в хриплом голосе Элиаса слышалось какое-то странное отчаяние, казавшееся почти отражением безнадежного отчаяния Рейчел. — Хенгфиск! — закричал он. — Черт побери твою душу, где ты!? Когда я найду его, я перережу ему глотку!

— Я приготовлю чашу для вас, ваше величество. Я сделаю это немедленно. Пойдемте.

— Дело не только в этом! Что он делает? Где он может быть? Он не имеет права расхаживать. Где ему вздумается!

— Я уверен, что он скоро вернется, — сказал священник с раздражением. — Потребности его малы, и их легко удовлетворить. Теперь пойдемте, Элиас. Мы должны вернуться в вашу комнату.

— Он прячется! — Рейчел услышала, что шаги короля внезапно стали громче. Он остановился, и тотчас же заскрипели петли: Элиас дернул за одну из сломанных дверей. — Он прячется где-то в темном углу!

Шаги приближались. Рейчел затаила дыхание, стараясь быть неподвижной, как камень. Она слышала, что король подходит все ближе и ближе, бормоча проклятия, дергая двери и распихивая ногами груды упавших драпировок. Голова ее закружилась. Тьма, казалось, застилала ей глаза — тьма, пронизанная блестящими искорками.

— Ваше величество! — голос Прейратса стая резким. Король перестал грохотать и тихо вернулся в кухню. — Это ни к чему не, приведет. Пойдемте. Позвольте мне приготовить вам питье. Вы просто переутомлены.

Элиас тихо застонал — ужасный звук, похожий на предсмертный вздох издыхающего хищника.

— Когда это все кончится, Прейратс? — проговорил он наконец.

— Скоро, ваше величество. — Голос священника снова успокаивал. — Есть некоторые ритуалы, которые должны быть исполнены в канун Духова Дня. После того, как год повернет, появится звезда, и это будет сигналом, что наступают последние дни. Вскоре после этого ваше долгое ожидание окончится.

— Иногда у меня не хватает сил переносить эту боль, Прейратс. Иногда я думаю: стоит ли что-нибудь такой боли?

— Величайший дар из всех даров стоит любой цены, Элиас. — Шаги Прейратса приблизились. — Так же, как эта боль превосходит то, что суждено другим, так и ваша храбрость превосходит все силы простых смертных. И награда ваша будет достойна этого.

Двое двинулись прочь от ее убежища. Рейчел почти беззвучно вздохнула.

— Я сгораю.

— Я знаю, мой король.

Дверь за ними захлопнулась.

Рейчел Дракон, обмякнув, опустилась на пол чулана, и рука ее, творившая знак древа, дрожала.

Гутвульф ощущал камень у себя за спиной и камень под ногами, и в то же время он понимал, что стоит перед бездонной пропастью. Согнувшись, он опустился на колени и осторожно стал ощупывать камни перед собой, уверенный, что его рука вот-вот повиснет в пустоте. Но перед ним не было ничего, кроме каменных плит коридора.

— Помоги мне Бог! Я проклят! — закричал он. Голос его гремел и эхом отскакивал от далекого потолка, заглушая на мгновение шепчущий хор, окружавший его так долго, что он потерял счет времени. — Проклят! — Он упал вперед, закрыв лицо руками, бессознательно принимая позу молящегося, и зарыдал.

Он знал только, что находится где-то в лабиринтах под замком. С того момента, как он шагнул сквозь невидимую дверь, убегая от пламени, такого жаркого, что он мог бы превратиться в уголь, если бы задержался еще немного, он был потерян, как проклятая душа. Он блуждал по подземным лабиринтам так долго, что уже не мог вспомнить ощущения ветра и солнечного света на своем лице, и вкуса еды, отличной от червей и жуков. И все время эти… другие… следовали за ним, тихий ропот, недоступный пониманию, призрачные существа, которые, казалось, двигались рядом с ним, насмехаясь над его слепотой и ускользая прежде, чем он мог их коснуться. Бесконечные дни он брел, спотыкаясь, не видя ничего, сквозь этот подземный, глубинный мир скорбного шепота и мечущихся фигур, пока тлеющий огонек жизни не стал единственной силой, которая все еще позволяла ему испытывать мучения. Он стал чем-то вроде шнура, туго натянутого между ужасом и голодом. Он был проклят. Другого объяснения не было.

Гутвульф повернулся на бок и медленно сел. Если небеса наказывают его за грехи, сколько это может длиться? Он всегда смеялся над священниками и их разговорами о вечности, но теперь знал, что даже час может растянуться до ужасной, бесконечной длины. Что он должен сделать, чтобы Господь отменил свой ужасный приговор?

— Я грешил, — закричал он, и голос его звучал, как хриплое карканье. — Я лгал и убивал даже тогда, когда точно знал, что поступаю не так, как должно! Грешил!

Эхо улетало и затихало, рассеиваясь под высокими сводами лабиринта.

— Грешил, — прошептал он.