Ксения Баштовая - Пыль дорог Страница 56

Голос певца мгновенно перекрыл гомон, царящий в зале:

Синь в глазах твоих,Неба синь.Горек вкус твоих губ,Как полынь.

А в глазах твоих пеленаИ лишь мрак,Сделай шаг ко мне,Сделай шаг.

Я за плечи тебя,Как дитя, обниму.Что ни сделаешь ты,Все прощу и пойму.

Ну а спросишь меня,Как прошел всю войну,Я скажу: я любил лишь тебя,Лишь одну.

Ноты рассыпались хрустальной капелью. Казалось, голос взмывал до небес. Менестрель пел, не отводя взора от замершей в дверях кухни девушки. А по ее щекам катились слезы...

— Мама, мама, ты плачешь? — Встревоженный детский голос вернул Эленви к действительности.

— Нет, что ты,— через силу улыбнулась она.— Ветер глаза запорошил.

Каренс уже устал показывать фокусы. Конечно, в первый момент карта, доставаемая из-за уха ничего не подозревающего ребенка, производит такую вспышку эмоций, что любо-дорого смотреть, но надоедает все это, черт подери, прежде всего самому фокуснику. Так что, когда подошедший Найрид сухо поинтересовался:

— Идешь? — джокер был просто счастлив. Но от вопроса не удержался:

— Ты деньги скоро вернешь?

Положительного ответа шулер не ждал. Впрочем, его и не последовало:

— Иди к черту,— попросили его.

Каренс вздохнул, спрятал колоду и объяснил разочарованным детишкам:

— Больше чудес не будет — магия закончилась. Кратчайшую дорогу покажешь? — Это уже был вопрос менестрелю.

Вместо ответа Найрид развернулся и направился куда-то в глубь табора. Мошенник, не ожидавший, что его бросят на растерзание малышне, рванулся вслед за ним.

Джокер догнал музыканта, уже когда тот, остановившись у одной из кибиток, как родную обнял орчанку лет сорока: в черных волосах проклюнулись первые ниточки седины, зеленая кожа начала бледнеть, выгорев под жестоким солнцем, из-под нижней губы торчали острые клыки.

— Здравствуй, Таше!

Орчанка улыбнулась, ласково проведя ладонью по его щеке:

— Ты совсем не изменился, Най.

— Нел сказал, ты знала, что я приеду? — поспешно перевел разговор на другую тему менестрель.

— А ты сомневаешься? — спросила женщина.— Твоего спутника я тоже видела.— Она перевела взгляд на стоящего рядом Каренса и улыбнулась: — Могу ему погадать.

— Не верю в предсказания,— фыркнул мошенник, но руку протянул.

Ташена медленно провела пальцами по линиям его ладони, смотря куда-то сквозь Каренса. Потом вздрогнула и улыбнулась:

— Ты будешь хорошим учителем.

Каренс ожидал чего угодно, но только не этого:

— Каким, к Великому духу, учителем, делать мне больше нечего.

— Будешь,— мягко повторила гадалка.— И ученика хорошо воспитаешь.

Шулер выдернул ладонь из цепкой хватки орчанки и поспешно отступил на шаг.

— Вот еще! — Он покосился на приятеля и бросил: — Раз мое будущее мы узнали, я пойду прогуляюсь.— Мошеннику очень не хотелось узнать о себе еще что-нибудь новое и интересное.

Проводив его взглядом, менестрель ухмыльнулся:

— Хорошо ты над ним пошутила. Из него учитель, как...

— Я сказала правду,— покачала головой орчанка.— Я видела его судьбу.

Менестрель только фыркнул удивленно: кого-кого, а уж Каренса в роли учителя он представлял меньше всего. Впрочем, предположить, что он сам назовется чьим-либо мастером, Найрид тоже не мог. А раз так, надо поговорить о другом:

— Ты видела еще что-нибудь, кроме того, что я приду в табор?

Таше печально покачала головой:

— Нет. Вот только, Най, прошу тебя, будь осторожнее: тебя ищут опасные люди.

Менестрель удивленно покосился на нее:

— Кому я нужен? Граф Арзиел не настолько любит свою жену, чтобы разыскивать меня по всему Гьерту, да он и лица-то моего не видел.

Орчанка, тихо застонав, спрятала лицо в ладонях:

— Най, я говорю не о твоих любовных похождениях. Чем у тебя мозги вообще заняты?

— А что я такого сказал? — возмутился музыкант.

— Ничего,— не выдержала Ташена.— Кроме того, ты забыл, кто ты и кто твой отец.

Менестрель поправил гитару, ремень которой сползал с плеча:

— Хочу тебе напомнить, что папа ушел из табора до моего рождения.

— Думаешь, его отказ лишает тебя дара? Или, по-твоему, младшая ветвь сможет перекрыть старшую? Ни у барона Старена, ни у Нела никогда не будет твоего дара, и ты это знаешь не хуже меня.

Если бы орчанка не говорила почти шепотом, можно было бы сказать, что она кричала.

Найрид только нервно дернул плечом:

— Знаю. Но следующим бароном будет Нел. А потом — его сын. А потом — сын его сына. Мне не нужна власть в таборе.

Таше вздохнула, отбрасывая с лица прядь волос:

— Когда-нибудь ты все равно вернешься, Най. Рано или поздно.

— Лучше поздно, чем рано,— отрубил менестрель.— И не надо решать за меня мою судьбу. Тебе же никто не искал жениха, когда ты объявила, что никогда не выйдешь замуж. И даже причины не выясняли.

Зеленая кожа орчанки посерела:

— Моя жизнь — это только моя жизнь. И от нее не зависит судьба всего племени. В отличие от твоей.

— Старен прекрасно справляется,— процедил Найрид.

— У него нет твоего дара! — Орчанка чуть не плакала.

— Кажется, мы возвращаемся к тому же, с чего начали. Ближе к вечеру разгорелись костры. Острые узкие языки пламени тянулись вверх, желая попробовать небо на вкус. Несмелые гитарные переборы разорвали тишину летней ночи. Звяканье бубна вплело ритм в мелодию. Взметнулись цветастые юбки, звон монист откликается биением сердца. И кружатся вокруг костра танцующие, гитарный бой звучит в крови, блестят глаза.

Найрид некоторое время молча наблюдал за танцующими, а потом медленно отступил на шаг, скрываясь в полумраке.

Фрина стояла, склонив голову набок, и, задумчиво прищурившись, смотрела, как кружится в танце Роз. Девочка вздрогнула всем телом, когда на плечо ей легла рука.

— Фриви, не бойся,— поспешно заверил ее менестрель.— Я просто хочу сделать тебе маленький подарок.

Малышка перевела на него взгляд:

— А я не хочу за тебя замуж.

От таких заявлений, высказанных трехлетней девочкой, менестрель слегка оторопел.

— А я и не предлагал выходить за меня замуж,— улыбнулся он.

— Но ты ж назвал меня Фливи, а это — если хочешь жениться,— не успокаивалась малолетняя хулиганка.

Найрид поспешил внести ясность:

— Это, скорее, означает, что тот, кто так к тебе обращается, очень хорошо к тебе относится.

— Да? — заинтересовалась девочка.—А Лоза можно Лозви назвать?