С Алесько - Злато-серебро Страница 56

Чародей хотел повернуться и спуститься вниз, но вместо этого, не отрывая глаз от девичьей фигурки, переступил порог, сделал шаг, другой, наверное, третий, четвертый и все последующие, которые почему-то не осознал. Очнулся и обнаружил, что подошел к Иволге вплотную. Она обернулась, медленно, словно во сне, на щеках две блестящие полоски, прямо от глаз, которые глядят с тем самым непонятным выражением, что и на картине Крестэля.

И тут Серп ощутил, что нестерпимо хочет поцеловать эту туманную принцессу. Поцеловать прямо здесь, сейчас, на чердаке, воздух которого пахнет лунной пылью и пронизан лучами Госпожи. Поцеловать, невзирая на все возможные опасности. (Какие опасности? Он что, умрет, если поцелует ее? А даже если и умрет, какая, в сущности, разница?..)

И чародей обнял Иволгу, приник губами к ее раскрывшимся устам. Он позабыл о получении силы, не ощущал ее токов, не видел золотого сияния. (Но они наверняка были, как же иначе? Ведь были же?) Ему хотелось просто целовать девушку, чувствовать вкус ее губ, трепет ее тела в ответ на его прикосновения.

И все было по его желанию. Она прижалась, дрожа, не веря, но очень быстро неверие ушло, губы стали смелее, руки обняли, нежа, лаская…

Сколько времени продолжалось лунное наваждение, Серп не мог бы ответить. Внезапно он почувствовал, как сердце пронзила острая боль, его будто распирало изнутри, грозя разорвать, но почему-то было не страшно, а хорошо. Чародей уже ждал, что вот сейчас, с очередным ударом, сердце лопнет и…

…И тут нечто ощутимо кольнуло мужчину в макушку. Серп вздрогнул и оглянулся. На краю открытой форточки сидела сделанная из серебра птичка, она раскрыла острый клюв и пронзительно зачирикала.

"Я навела справки, морковка. Заходи, не тяни. Новости тебя обрадуют", — разобрал удивленный Серп.

Посланница от Мерты. Очень вовремя! Ведь бледноликая Госпожа уже поймала его в сеть своих лучей, поймала и потянула к Иволге, запутала, связала с девчонкой. Еще бы чуть-чуть и… Почему ж не чувствуется радости избавления? Даже лунное сияние кажется потускневшим. Эх, не время сейчас о всякой ерунде! Возможно, сообщение Мерты изменит его судьбу.

— Я должен идти, — чародей выпустил девушку из объятий, но она лишь прижалась сильнее.

— Куда? Зачем? Эта птичка что-то сказала тебе?

— Да. Она от Мерты. Той самой трактирщицы, что мне в бабки годится. Я просил ее узнать, за что меня ищут Нетопыри. Она выполнила мою просьбу.

— Может быть, ты сходишь к ней завтра?.. — неуверенно попросила Иви, продолжая льнуть к мужчине.

— Нет, птаха, — он осторожно стал выбираться из ее объятий. — Нужно идти сейчас.

— Что ж, иди, — она разжала руки, отступила.

Серп внезапно почувствовал себя так, будто только что сам, добровольно отказался от чего-то очень ценного и важного. Но лишь упрямо тряхнул головой, отступил от девушки и шагнул на лунный луг. Это все шутки Госпожи Луны. Он допустил оплошность и стал особенно уязвим для чар Хозяйки ночи. Это ж надо, заставила целоваться до боли в сердце!

Серп вернулся домой только под утро. Выслушав Мертины новости, сначала долго бродил по лунным лугам, потом сидел на высоком дэрском берегу, смотрел ни море и трезубец Мелги. И думал, думал.

Оказывается, Нетопыри его не ищут, никогда не искали и не имеют ни малейшего отношения к его ссылке. Трактирщица клялась, что этим сведениям можно верить. А раз так, почему б не наведаться в Регис, не попробовать узнать правду там, где все началось?

Хоть Нетопыри и непричастны, предприятие остается рискованным, ибо он не знает, кто его враг. Значит, птаху разумнее оставить в вольном городе. Она не пропадет, раз стала ученицей портнихи. Да и Крестэля можно попросить приглядывать, только наказать строго-настрого, чтобы лап не распускал. Для надежности соврать, что наложил на Иволгу чары, и любой мужчина сильно рискует, прикасаясь к ней. Досадно, что этого и в самом деле нельзя сделать. Без ведома птахи такая волшба будет считаться злым умыслом. Вряд ли служаночка отказалась бы, да вот просить…

Без источника он некоторое время перебьется, если ни во что серьезное не ввязываться, сил должно хватить. За несколько месяцев спокойной жизни панический страх остаться опустошенным притупился, отпустил. На встречи и разговоры кое с кем из столичных чародеев потребуется не больше недели, потом он вернется в безопасную Мелгу и спокойно обдумает полученные сведения. Если придется задержаться или ввязаться во что-то, силу можно попытаться восполнить с помощью любой другой женщины. Регис все-таки столица, не жабий угол вроде Залесного, тамошние девицы менее суеверны. Да и деньги у него есть, и прежних знакомиц можно отыскать. Вряд ли он оставил о себе столь дурную память, что его на порог не пустят. А смена источника может оказаться весьма полезна. Любые чары со временем ослабевают, и чары Госпожи вряд ли являются исключением из правила.

Вернувшись домой, чародей направился к себе. Нужно, не откладывая, сказать птахе, что его какое-то время не будет, попросить известить Вермея. Хочется верить, палач не слишком осерчает.

Серп осторожно открыл дверь и с удивлением обнаружил, что Иволга не спит. Сидит на кровати, одетая лишь в ночную рубаху, и плетет уже вторую косу. Первая, тугая и аккуратная, перекинута на спину.

Девушка взглянула на вошедшего, ничего не сказала, отвела глаза. Пальцы продолжали привычно переплетать золотистые волосы. Серп подошел, сел рядом, протянул руку и погладил готовую косу. На ум пришло сравнение со спелым, тяжелым, нагретым солнцем колосом. Иволга не повернула головы, молча продолжала свое занятие. Тогда чародей скользнул рукой к самому кончику косы и развязал цветную тесемочку, что удерживала плетение. А после принялся медленно и сосредоточенно разделять волнистые пряди.

— Ну что ты делаешь, Серп? — не выдержала Иви. — Перестань.

Он не ответил, осторожно потянул с ее плеча рубаху. Тонкая ткань сползла вниз, обнажая молочную кожу, которую тут же теплым ветерком согрело мужское дыхание, а после горячей галькой коснулся поцелуй. Иволга со вздохом уронила руки на колени, доплетенная до половины коса ослабла, распадаясь.

— Нет, закончи, пожалуйста, — прошептал чародей в розовое ушко, после мимолетно прижался губами к девичьей шейке.

— Тебе разве не нужно сегодня в замок? — неуверенно спросила она, вновь берясь за работу.

— Нужно, но я не пойду, — он закончил расплетать косу, отвел волосы со щеки девушки, прижался губами к ее устам. — Сними рубашку.

И рубашка была снята, и вторая коса закончена и вновь расплетена. Скрипела кровать, сплетались ноги, руки, пальцы, черные и белокурые пряди, горели от поцелуев губы. Золотистые токи разливались по телу чародея, но он почти не замечал их, то ли из-за того, что привык получать каждый раз сполна, то ли из-за того, что сейчас его много больше занимала девушка, наслаждение которой хотелось доставить не ради силы.