Сергей Игнатьев - Ловец тумана Страница 57

Небольшой кабинет с продавленной кушеткой и застекленными шкафчиком, на полках которого стояли пустые склянки и пробирки. На стенах висели выцветшие анатомические плакаты. Все пребывало под толстым слоем пыли.

У Мурина-Альбинского было своеобразное чувство юмора. Уходя из Альтерры раздающим подарки стариком-Смеховеем, в Аррет он приходил добрым доктором.

По выложенному кафелем коридору они вышли в широкий холл. За высокими стрельчатыми окнами, от стекол которых остались лишь острые стеклянные осколки, напоминающие ощеренные зубы, завывал ветер.

Сквозняк носил по холлу клочья и свалявшиеся комки белого пуха, вроде тополиного. Тот самый белый пух, что так досаждал еще в Степи, на «Жаровне». Северин вовсе не удивился бы, узнав, что именно отсюда, из мира Аррет, и происходили эти зловредные семена.

Здесь царили сумерки, изредка перемежаемые зловещими алыми зарницами. Здесь царило запустение.

Вдоль стен выстроились припорошенные пылью и белым пухом пустые кресла. Стояли помятые металлические каталки на колесиках. Проржавевшие автоматы для продажи газет и напитков и навсегда умолкшая радиоточка.

Госпиталь, по видимому, давненько не принимал больных.

В пейзаже, что открылся Северину и его спутникам, когда они вышли на заваленные мусором ступени парадной лестницы, несомненно, было что-то болезненное.

Улица была запружена изъеденными коррозией автомобилями, сквозь тротуары проросли колючие кустарники. Многоэтажные здания, украшенные помпезной лепниной, слепо пялились черными провалами окон. Ветер с бренчанием гнал по мостовой одинокую консервную банку.

Когда-то этот город был красив и многолюден, теперь он был мертв.

Спутники Северина застыли, пораженные открывшейся картиной. Ничего подобного им видеть не приходилось. Но сам Северин и Жанна в лепнине покинутых людьми зданий, в силуэтах ржавых автомобилей – узнавали свой мир, свою Терру.

Это, в сущности, и была она, только не преображенная магическим пришествием, как это случилось с Альтеррой. «Эта» Земля прошла через горнило многочисленных катаклизмов. И даже небо здесь было какое-то больное, а клочковатые облака, подсвеченные алыми зарницами, походили на окровавленную вату.

Здесь даже воздух был другой – тяжелый, с металлическим привкусом. Назойливый белый пух заставил Северина и его спутников укрыть лица под шарфами и шейными платками.

Северин повел посохом, прислушался – не обычным слухом, но магическим, пробудившимся инстинктом мага, который с каждым днем, прошедшим с битвы в хмарьевских подземельях, все сильнее говорил в нем. Он будто бы открывал себя самого заново. Во многом помогал Циролис. Он был самый обычный человек, не колдун и не волшебник, но его знаниям и осведомленности позавидовал бы любой самый прожженный чародей. Непонятно было, как он умудряется удерживать весь этот груз знаний в своей плешивой голове.

Едва Циролис пришел в себя после своего чудесного освобождения из хмарьевских застенков и разгрома Мурина, как поспешил с визитом в гостиницу на углу Второй Хмелеварской и Ящерикова Поля. Принес Северину два свертка – один небольшой, а второй длинный и продолговатый, в человеческий рост. Северин, едва взглянув на него, почему-то подумал, что там удочки. «Нашел время звать на рыбалку».

Но оказалось, что Циролис принес ему серый плащ, расшитый знаками Ордена Равновесия – раскинувшим крылья соколом, и магический посох, навершие которого украшено было вырезанным из камня черепом. Все это оставил старику Дульф с просьбой передать, когда придет время и если не сможет передать сам.

Приноровиться к обращению с посохом Северину только предстояло. Что-то подсказал сам Циролис, ходячая энциклопедия, какие-то советы давал Шедди Краснолист, отучившийся в Академии в Бизантикуме и имеющий к тому же обширный боевой опыт.

А вот орденское одеяние Северину сразу пришлось впору.

Когда пришло время покидать Альтерру, Циролис явился на место сбора с внушительной сумкой через плечо.

– Там, куда мы направляемся, – сказал ему Северин, – нам понадобится оружие.

– Я знаю, – улыбнулся старичок. – Поэтому и постарался вооружиться, как следует.

Он похлопал морщинистой ладонью по своей раздутой сумке. Внутри были книги.

Северин и его спутники спустились по широким ступеням госпиталя, пошли вдоль улицы.

Город выглядел так, будто его долго и основательно бомбили с воздуха.

В квартале, через который они шли, здания сохранили свой первоначальный вид, но уже на третьем перекрестке по обе стороны от улицы начиналась причудливая мешанина арматуры и бетона. Развалины многоэтажных домов казались игрой природы, нагромождениями потемневших от дождей скал.

Порой попадался участок, не затронутый разрушениями. И контраст был особенно пугающим.

Вот детская площадка. Посреди нее поскрипывают на ветру совершенно целые качели.

Вот дом, у которого начисто срезана половина, но в той части, что уцелела – можно наблюдать будто специально выставленные для обозрения ячейки квартир – заплесневелые ковры и скатерти на столах, фотографические портреты и картины на стенах, полки с книгами, вазы с засохшими цветами.

По руинам во множестве шныряли крысы. Порой замирали, подняв передние лапки, рыжими столбиками, моргали на незваных гостей глазками-бусинками. Принюхивались. Присматривались.

Шедди, горячая голова, завидев особенно наглую и откормленную бестию, уже вскинул было свой боевой посох, но Северин мягко отвел его руку – к чему зря шуметь? Лучше сами присмотримся…

Улица упиралась в то, что некогда было городским парком. Об этом напоминали статуи атлетически сложенных юношей и девушек, частью разбитые, частью затянутые мхом, но по-прежнему крепко сжимающие свои гипсовые весла и волейбольные мячи.

Северин и его спутники миновали заваленную палой листвой и мусором чашу фонтана, из которой победно прорастало молодое деревце. Затем обширный пруд. Вода в нем была мутной, на поверхности то и дело появлялись пузырьки, намекавшие на то, что в недрах его происходит какая-то жизнь, приобщаться к тайнам которой совершенно не хотелось.

За прудом оказалась широкая полоса свежераспаханной земли.

На другой ее стороне стоял закопченный танк со свернутой набок башней. А за ним виднелись бетонные надолбы, перемежаемые густыми переплетениями колючей проволоки и ржавыми «ежами». За ними было подобие тропы, а дальше высилась глухая стена, расписанная красочными абстрактными граффити.

– Цивилизация, – сказал Циролис с благоговением.

– Я-то уж подумал, – оживился Мартуз, – что они тут вовсе повымерли. Видали, во что город превратился? А домищи-то какие?! Я думал, выше, чем в Хмарьевске, нигде не строят… С кем же они тут повоевали так, а?